Она не стала включать свет, но, склонившись, безошибочно, словно видела в темноте, нашла маленькую белую пуговицу, а затем и вторую. Покрутив пуговицы в пальцах, она вдруг зашипела сквозь стиснутые зубы, как змея, а потом закрыла шкаф, излишне резко хлопнув дверцей, и вышла из кабинета.

Замок за ней щелкнул, повинуясь движению ладони.

25.

Матильда инстинктивно подтянула к груди колени, вжавшись в угол дивана. Колдун быстро подвинулся к ней, одной рукой уперся в подлокотник, лишая Тиль возможности удрать, второй обхватил ее подбородок, повернул лицо к себе.

— Отвечай, — повторил он, глаза его потемнели, а голубой сектор радужки наоборот стал ярче.

— Откуда ты вообще узнал? — проворчала Тиль, решив потянуть время.

— Догадался. Что произошло между вами, Матильда?

Даже голос Ланса поменялся: куда делись мягкость и мурлыкающие нотки? Сейчас в нем звучала холодная сталь и непреклонность человека, привыкшего отдавать приказы.

— Мы действительно были знакомы, — ответила Тиль, отталкивая руку Ланса и отводя глаза. Выдержать взгляд колдуна оказалось не так-то просто. — Он владел этим замком и землями вокруг. Его звали Анри.

— Дальше, — потребовал Ланс. Он снова обхватил пальцами ее подбородок, повернул лицо к себе, заставляя смотреть в глаза. — Я жду, Матильда.

— Он… — Тиль запнулась, глядя в глаза колдуна, на дне которых полыхала энергия. — Он был красив. Хороший наездник. Разумный правитель.

— По-видимому, ты хочешь поцелуй, — сказал Ланс, проведя подушечкой большого пальца по ее нижней губе.

— Мы были близки, — выпалила Тиль, словно нырнув в колодец.

— Повезло же ему, — прокомментировал колдун, глядя на ее губы. — Дальше, Матильда.

Он склонился так близко, что она чувствовала его горячее дыхание. Рука сместилась по подлокотнику, объятия стали теснее. Ланс нависал над ней, закрывая плечами развалины замка, и казался совсем незнакомым, пугающим. Сердце Тиль забилось быстрее, она дернулась, пытаясь встать, но колдун схватил ее за плечо, прижал к спинке дивана. Тиль быстро облизала губы, лихорадочно соображая — что делать. Мелькнула робкая мысль — рассказать ему все, но она быстро затолкала ее подальше.

— Между нами много чего произошло, — сказала она как можно равнодушнее. — Я не могу пересказать тебе все события нескольких лет. Он умер — вот и все.

Едва проговорив эти слова, Тиль вскрикнула от боли — кончики пальцев будто обожгло огнем. Она посмотрела на свои руки, горящие чужой энергией.

— Ах ты, маленькая врушка, — укоризненно произнес Ланс. — Говори! — приказал он, повысив голос.

— Ты тоже не все рассказал! — выкрикнула Тиль. — Ни один маг не остался бы в живых после сотни лет в гробу! Железные цепи, железный гроб — ты должен был умереть, и даже твой дух не смог бы отлететь в иной мир, обреченный на муки под запирающим знаком!

— Артефакт, — ответил Ланс, показав серебряный перстень на мизинце. — Я создал его для другого человека. Более… хрупкого. Смертного.

— Ты сделал его для женщины? — догадалась Тиль.

— Он должен был защитить ее от всех болезней. Перстень получился особенным. Так всегда выходит, когда делаешь артефакт для того, кого любишь. Выкладываешься до конца. Так что я не соврал тебе, Матильда. Я артефактор. Возможно, очень хороший. — глаза Ланса снова вперились в Тиль. — Теперь ты, — сказал он твердо. — Что произошло между тобой и человеком, похороненным под ангелом?

В повисшей паузе прогрохотал отдаленный раскат грома, вспышка молнии осветила напряженное лицо колдуна, сведенные брови, изгиб губ.

— Поцелуй, — быстро сказала Тиль. — Я выбираю поцелуй.

Ланс тихо выругался и обхватил ее шею, чуть сжав пальцы. Тиль ахнула от неожиданности, вцепилась в его руку, пытаясь убрать ее с горла, но он смял ее губы своими, быстро, грубо, и она едва не задохнулась от напора. Его язык ворвался в ее рот, жесткие пальцы другой руки впились в бедро. Колдун резко дернул ее вниз, так что Тиль съехала по скользкому дивану, и Ланс вжался в нее всем телом, вдавливая в кожаное сидение. Она попыталась оттолкнуть колдуна, царапала ногтями плечи, но он лишь сгреб ее волосы, не давая повернуть голову, перехватил тонкие запястья, заведя их вверх. В его поцелуе не было ни капли нежности, он целовал с жадным исступлением, с бесстыдством животной страсти. Подчинял ее, брал, нисколько не заботясь о ее удовольствии. Отпустив запястья, Ланс обхватил ее ягодицы, прижимая к себе еще теснее, раздвинул коленом ноги, и Тиль впилась ему ногтями в щеку. Зашипев, Ланс отшатнулся, и она влепила ему пощечину, оттолкнула. Выскользнув из-под тяжелого горячего тела, вскочила на ноги.

Ланс сел, провел ладонью по изодранной щеке, посмотрел на кровь, оставшуюся на пальцах. Встав, шагнул к Тиль, которую трясло от негодования.

— Врежь еще, — сказал он, осклабившись. Вид у него был дикий: взъерошенные волосы, горящие глаза, кровь, размазанная по лицу. — Дай сдачи. Тебе ведь полегчало?

Тиль с размаху влепила ему ладонью по другой щеке, так что пальцы запекло.

— Ух, бодрит, — он тряхнул головой, попрыгал на месте, как боксер. — Еще разок?

— Ты… ты… Ты изнасиловал мой рот! — выкрикнула Матильда.

— Вообще-то ты сама дала на это согласие, — покачал Ланс пальцем. — Сама попросила.

— Я сказала — поцелуй, а не это вот… — она запнулась, подбирая подходящее слово, но так и не найдя его, махнула рукой.

Ее колотило, как от озноба, и Ланс, шагнув ближе, обнял Тиль за плечи, привлек к себе. Она оттолкнула его, ударила кулаком в грудь. Молния вспыхнула, осветив влажные дорожки на щеках Тиль, и Ланс снова обнял ее. Еще один раскат грома прозвучал совсем рядом, прогремев, как горный обвал.

— Скотина рыжая! Урод! — она забилась в его объятиях, но он лишь прижимал ее к себе теснее, пока она не сдалась и не уткнулась в широкую грудь, пряча злые слезы обиды.

Он погладил ее по спине, и Тиль, дернувшись, высвободилась. Отвернувшись, она вытерла влажные щеки, пригладила волосы и осторожно прикоснулась к губам, которые распухли и горели. У нее родилась целая обличительная речь, и, повернувшись к колдуну, Тиль собиралась высказать все, что накипело, но Ланс остановил ее жестом. Прищурившись, он смотрел куда-то поверх ее головы, и взгляд его снова стал жестким.

— Что? Кто-то идет? — шепотом спросила Тиль, оборачиваясь и глядя вдаль.

Черная громада моря сливалась с небом, и казалось, остров плавает в бесконечном мраке. Либеморт погрузился в ночь, редкие огоньки рассыпались по склону холма там, где еще остались фермы. Огибающая пансион стена подсвечивалась фонарями. В здании тоже горели огни зажженных окон, но один светил неровно, то вспыхивая, то угасая.

— Пожар! — ахнула Тиль. — Пансион горит!

26.

Она рванула к дороге, потом вернулась, натянула забытые ботинки. Белый ангел все так же скорбел над старой могилой, и Тиль вдруг почувствовала, что ее распирает от злости. На колдуна, который перешел все границы, на саму себя — за то, что попала в такую ситуацию, на человека, который давно умер, но перед этим прожил долгую и уютную жизнь, а теперь его дух нашел покой, а над прахом плачет мраморный ангел.