Маша быстро перезарядила винтовку и снова навела на цель. Прозвучал ещё один выстрел. Второй снайпер тоже исчез из виду.

Внизу прекрасно слышали выстрелы.

– Выясните, в кого она стреляет! – приказал генерал Океанский.

А Малышев тем временем, напряжённо ждал ответа. К его величайшему облегчению, она, наконец, взяла трубку.

– Теперь у вас есть повод для того чтобы меня застрелить, – раздалось в фургоне.

– Что ты сделала? – только и смог спросить Малышев.

– Сняла двух ваших снайперов.

– Каких снайперов?

Малышев мгновенно пришёл в ярость.

– Тех, что сидели в доме напротив. На двенадцатом этаже. Жёлтый такой с зелёными полосками. Не припоминаете? Двумя выстрелами сняла. Ни одного лишнего патрона не потратила. Кстати сказать. У меня ещё осталось тридцать шесть патронов.

– Ты что с ума сошла? Людей убивать… – закричал Малышев, но так и не смог договорить. В фургоне раздались прерывистые гудки. Она бросила трубку.

Малышев собирался разразиться гневной тирадой, но его взгляд привлёк генерал Океанский. Да и не только его взгляд. Все в фургоне смотрели на генерала. И смотрели с откровенным удивлением. И было отчего. Лицо генерала стало совершено серого цвета, а в глазах читался настоящий ужас. И голос генерала прозвучал под стать взгляду:

– А ведь у нас нет снайперов в этом доме!

– Чёрт!

Несколько сотрудников ФСБ сорвались с места и выбежали из фургона. Снаружи начали раздаваться отрывистые приказы. А вслед за ними раздался топот ног. Группа спецназа двинулась в сторону жёлтого дома.

В фургоне воцарилась мёртвая тишина. Генерал Океанский нервничал. И очень сильно. Он постоянно мял пальцы и с надеждой смотрел на оператора. Но тот молчал. Полковник Исчун бросил многозначительный взгляд на Малышева. Тот вначале недоумённо нахмурился, а потом хлопнул себя по лбу и попросил оператора снова соединить его с Машей.

После первого же гудка раздался недовольный голос:

– Чего тебе?

– Маша, пожалуйста, не стреляй больше. Там могут быть наши люди, – умоляюще закричал Малышев.

– Что значит «ваши»? А до этого кто был?

– Сами пока не знаем. Просто не стреляй.

– Хорошо, – раздалось после короткого молчания, – я вижу ребят в бронежилетах, но трогать не буду. Пускай убираются оттуда и отовсюду. Я не хочу никого видеть рядом с собой. Попытаетесь снова обмануть, начну отстреливать всех по одному.

В фургоне раздались гудки. Возникла тишина, но ненадолго.

– Товарищ генерал, – раздался радостный мужской голос, – вы даже представить не можете, кого мы тут нашли.

– Кого? – генерал аж привстал с места.

– Мы их семь лет по всему миру искали. Ева. И не одна. С ней Фехир. Оба тяжело ранены, но жить будут. Ещё одного взяли во дворе. Здесь на окне установлена снайперская винтовка. Направлена, прямиком на машину президента. Она их обоих уложила. Поверить не можем. Расстояние до здания, в котором сидит Панкратова, почти километр.

Генерал Океанский широко заулыбался и коротко изрёк:

– Молодцы! – потом повернулся к полковнику Исчуну и радостно добавил. – Вы тут сами разбирайтесь. А у нас есть дела поважнее. На свадьбу не забудь пригласить, – бросил он с улыбкой Малышеву, уже выходя из фургона.

Полковник Исчун и Малышев вышли вслед за ним. В считанные минуты, ФСБ и полиция, сняли оцепление и уехали.

Почти тотчас же, из автобуса, стоявшего на противоположной стороне улицы, высыпала группа девушек.

Полковник Исчун коротко обрисовал девушкам ситуацию После этого, они все вместе вошли в здание чтобы попробовать уговорить Машу сдаться.

Понимание сложности стоящей перед ним задачи, появилась уже после первой минуту пребывания возле двери. Маша наотрез отказалась выходить. Никакие уговоры не помогали. Даже просьбы сестры не действовали на неё. В то время, как девушки наперебой стучали в дверь, Малышев смотрел на то, что находилось под дверью. А там имелся зазор высотой не боле чем в два сантиметра.

– Надеешься пролезть? – насмешливо спросил у него полковник Исчун, заметив этот интерес.

– Я скоро вернусь!

Малышев ничего, не объясняя вышел.

Когда он вернулся обратно, все девушки сидели на корточках и раздражённо поглядывали на железную дверь. Полковник Исчун встретил Малышева угрюмой улыбкой.

– Я вызвал наших ребят. Они мигом разберутся во всём. Она не хочет выходить и всё тут. Даже сестру младшую не слушает, – он указал рукой на Катю, у которой по щекам катились слёзы. Судя по выражению её лица – это были слёзы досады и злости.

Это излишне! – Малышев показал пакет, который принёс с собой.

– Взрывчатка? – поинтересовался полковник Исчун.

– Нет. Но этого вполне достаточно для того чтобы она сама открыла дверь и сдалась.

– Быть того не может! – усомнился полковник Исчун.

– Поспорим? – предложил Малышев и снова показал пакет. – После того как я опорожню его, она откроет дверь в течение одной минуты.

– На зарплату?

– Можно на годовую зарплату!

– Ты выглядишь слишком уверенно. Давай на квартальную?

Идёт!

Они пожали друг другу руки. В этот момент раздался страдальческий голос Кати.

– Она не выйдет. Никогда не выйдет!

Малышев прошёл мимо девушек, и опустился на корточки перед дверью.

– Засекай, шеф! – бросил он переворачивая пакет.

– Уже! – полковник Исчун посмотрел на часы.

Тем временем, раздался отчётливый писк. Девушки заслышав его, мгновенно вскочили на ноги и с интересом стали наблюдать за тем, как маленькие, белые мыши, одна за другой исчезают под дверью. Малышев бросил пустой пакет, и встал возле прохода, отрезая единственный путь к выходу. Все затихли.

Тишину разорвали истошные вопли. Спустя несколько мгновений железная дверь распахнулась и из неё выскочила Маша. Она пронеслась мимо всех, и побежала в дальний конец коридора. Малышев вытащил из заднего кармана наручники, и медленно пошёл следом за ней. Уткнувшись в стену, Маша развернулась и бросилась обратно. Малышев схватил её, повернул к себе спиной, и быстро защёлкнул на запястьях наручники. А потом прижал к стене и тихо прошептал:

– Ты арестована и будешь препровождена в тюрьму. Да, и сними это дурацкий флажок со своей головы. Он меня раздражает.

В следующее мгновение он склонился, собираясь поцеловать её, но так и не смог этого сделать. Между ними встал полковник Исчун. Бросив на Малышева непреклонный взгляд, он негромко проронил:

– Очень жаль, Андрей, но мне придётся посадить её.