– Ну, как ты здесь?

– Ты давно приехал? – ответила она вопросом на вопрос.

– Позавчера. Ну что? Работаешь? Есть что-нибудь новенькое?

Анна показала ему пару этюдов:

– Неплохо, неплохо! А это – так прямо даже замечательно!

– Ну конечно! Ты известный ценитель.

– Слушай, как хорошо-то здесь! Может, я присоединюсь к тебе, а? Нарушу, так сказать, творческое уединение?

– Нет.

– Ты уверена?

– А ты читал мое письмо?

– Читал…

– И что? Что-то не ясно?

– Как-то не верится…

– Придется поверить.

– Послушай, что не так? Я тебя чем-то обидел, скажи?!

– Все как всегда. И это ужасно.

– Послушай, ну, в принципе, я мог бы… развестись…

Анна засмеялась:

– И что это изменит?

Они молча смотрели друг на друга. У Сергея – Анна увидела – мелко дрожала какая-то жилка у глаза, ей же казалось, что она сама дрожит, как эта жилка.

– У тебя… кто-то появился? – отведя взгляд, спросил Сергей.

– Да.

– Я не верю.

– Твое дело.

– Послушай, давай поговорим как люди!

– Все, наговорились. Ты сам знаешь, ты не изменишься, я тоже.

Он смотрел на нее с несчастным видом, и Анна чувствовала – долго не выдержит.

– Сереж, не надо. Ты опоздал с уговорами.

– Так, значит? Хорошо.

Он резко встал, обулся, путаясь в шнурках, – руки у него дрожали.

– Дать тебе пластырь? Для ноги?

– Спасибо, обойдусь.

И ушел, прихрамывая. У калитки оглянулся, но Анна закрыла дверь. Жара сделалась совсем уж нестерпимой, и небо почернело. Сейчас ливанет, подумала Анна, и точно – загремел гром, но дождя пока не было. Она прислонилась к стене, потом сползла на пол, легла, свернувшись клубочком. Она не плакала, слез не было – только билась в голове мысль: ни с чем! Я осталась ни с чем. Мы оба. Ни с чем.

Наконец пошел дождь – обрушился стеной, загрохотал по крыше. Анна вспомнила, что там, в саду, остался Конан Дойл – все, пропала книжка. Встала, подумав, что надо бы запереть на ночь дверь, но когда подошла, дверь сама открылась, и что-то огромное и мокрое надвинулось на нее с крыльца – она закричала и потеряла сознание…

* * *

Дождь настиг Сергея уже у станции, и за пару минут, пока бежал под навес, он вымок до нитки – в кроссовках противно хлюпало. Пришла электричка, он сел в полупустой вагон и тут же под ним натекла целая лужа. Половина светильников не горела, дождь заливал в открытые окна, по полу каталась пустая бутылка из-под пива, и Сергею казалось, что вся его жизнь похожа на этот грязный вагон с обморочным светом. Он тоскливо вздохнул и привычным жестом прижал ладонь к левому боку, в котором давно уже что-то противно тянуло, а в последнее время особенно неприятно, и подумал, что надо бы показаться врачу. Он сам не ожидал, что его так больно поразит уход Анны – в том, что она на самом деле ушла, он нисколько не сомневался. Она была такая. Решила – и все.

Сергей никогда не гонялся за женщинами – они сами липли к нему, а он только выбирал, как фрукты на южном базаре: послаще и посвежей. Устав от отношений, он ловко подводил к разрыву, и всегда женщине казалось, что это она уходит, она бросает, а у него уже была наготове ее заместительница. Он не привязывался ни к кому, а если оставался вдруг совсем один, тоже не переживал: нет – и не надо. Намучившись в неудачном браке, Сергей научился ловко ускользать изо всех силков, но с Анной с самого начала все пошло не так. То ли потому, что она была намного моложе, то ли он сам постарел, но Анна приросла к нему так крепко, как ни одна из его бывших женщин, и Сергей испугался.

Он старательно держал Анну на расстоянии, заметал следы, делал вид, что ему на все наплевать – лишь бы она не догадалась, как сильно он зависит от ее взгляда, улыбки, смеха, от ее дыхания в темноте. Сергей и сам уже подумывал, что пора бы остановиться – не мальчик, сколько можно жить на бегу. Но при мысли о разводе ему становилось тошно – опять все сначала: скандалы, уговоры, яростные хлопанья дверью, истерики. Жена не хотела отпускать его никак, хотя они даже не виделись последние десять лет. Чертова дура! Угораздило же его! Господи, и что Анне так приспичило с ребенком! Постепенно он и сам бы созрел. Надо было все обдумать как следует – квартиру он и сейчас мог бы купить, деньги были, но при мысли о сопутствующих этому хлопотах он раздражался. Проще было уехать куда-нибудь, якобы по делам. Сергей любил дорогу, любую – поезд, самолет, теплоход, не важно. Это была жизнь, путешествие, приключение – новые города, новые люди. Все, что угодно, только бы не стоять на месте. В движенье мельник жизнь живет, в движенье! Вот и доездился. Впервые ему никуда не хотелось ехать, идти, бежать – не хотелось двигаться вообще. Лежать бы головой на коленях у Анны и чтобы ее нежные пальцы перебирали его волосы.

Электричка остановилась, и он побрел к метро, устало передвигая ноги в мокрых кроссовках. Боль в боку сразу заявила о себе, и он поморщился. Ни с того ни с сего вдруг вспомнился Вертинский, и Сергей, горько усмехнувшись, напел про себя: «Где вы теперь, кто вам целует пальцы? Куда ушел ваш китайчонок Ли? Быть может, вы любили португальца, а может быть, с малайцем вы ушли!» Ладно, переживем. Тарарам-трам-пам-пам!..

* * *

– Господи, как ты меня напугал! – говорила Анна совершенно мокрому Димке, который шмыгал носом и моргал. – Раздевайся. Да выйду я, не бойся ты!

Димка с трудом стянул липнувшие к телу джинсы, снял рубашку – в приоткрытую дверь просунулась рука Анны с каким-то халатом:

– На. Не знаю чей – наверное, Софьи Леопольдовны…

Он надел халат, который был ему широк и короток, и вошел на кухню.

– Чаю выпьешь?

Анна подала ему чашку и полотенце – высушить волосы, но Димка чашку поставил на стол, а сам обнял Анну, прижавшись лицом к ее животу.

– Ну ладно, ладно! – сказала она ласково. – Подожди-ка.

Отвела его руки и опять куда-то вышла. Дима пил обжигающий чай и дрожал. Анна была какая-то другая – домашняя, своя, и больше не сердилась. Он с трудом выдержал в Москве целый день, потом сорвался и поехал, репетируя по дороге извинительную речь. Как дурак себя повел, как дурак! Она же не может знать, что он целых десять лет! Ну да, десять лет только о ней и мечтал…

Анна развесила его мокрую одежду, запихала в кроссовки скомканную газету, потом, на ходу улыбнувшись бледному Димке, прошла в комнату и с сомнением посмотрела на старый кособокий диван – выдержит ли? Но все-таки он шире той кровати, что наверху! Нашла чистые простыни, постелила. Вернулась к Димке, взяла его за руку – пойдем! Он послушно пошел.