Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была рада снова видеть его милую, по-детски наивную улыбку на лице, но этот разговор изменил наши отношения. Мы стали роднее друг другу. Мы полюбили друг друга такими какие есть на самом деле. Никто из нас не притворялся, не играл с чужими чувствами. Я раскрыла ему свои сердце и душу, а он взамен свои. Я и Джейк будто соединились. Мы дополняли мозаику нашей жизни.
– Я люблю тебя, – прошептала я так тихо, словно лишь пролепетала губами.
– Я люблю тебя тоже, – ответил Джейк и поднял меня с кровати на руках, опуская на низкий подоконник. – Посмотри, мы поговорили по душам, и на улице сразу посветлело, – произнёс он, – а знаешь почему? – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Потому что мы осветили наши души, – он крепко поцеловал меня, при обнимая за затылок.
Я всем нутром поддалась ему. Поддалась его губам, рукам, словам. Он целовал меня нежно, неприступно, вливая в меня эмоции прожитых лет, свои внутренние муки, полностью доверяясь и мне этого хватало. Я хотела ощущать то тепло губ, которое он вносил в моё тело. Мои тонкие руки покоились у него на шее, а тело было слито с его воедино. Теперь он крепко прижимал меня за талию, словно не хотел, чтобы между нами и тонкий листок смог пролететь. Его длинные ресницы щекотали мои щёки, и я невольно улыбнулась.
– Почему ты смеёшься? – поинтересовался он, отойдя от разговора окончательно.
– Потому что твои прекрасные ресницы щекотали мои щёки, – смущаясь ответила я, – а я боюсь щекоток, если ты не знаешь, – отчеканила я, но сохранив доброжелательность на лице.
– Ах, значит вот как, – в его глазах зажегся недобрый огонёк, Джейкоб сощурился, а вокруг глаз появились еле заметные морщинки, когда я увидела все его белые зубы, сложившиеся в ответную улыбку.
И зачем я только проболталась? Теперь от этой правды мне станет лишь хуже. Знаете, порой некоторые сокровенные секреты своего тела лучше держать при себе.
Джейк схватил меня с низкой поверхности и положил на дощатый пол, аккуратно придерживая, чтобы я вдруг нечаянно не ударилась головой, а сам накинулся сверху, двигая пальцами под моими рёбрами, умудряясь хохотать как злодей какого-то мультфильма. Я извивалась, как уж на сковородке, пытаясь увернуться от его тонких, хитрых пальцев, высвободиться от цепкой хватки, но из-за смеха все кости ослабли и превратились в желе. Я была не властна над собственным телом. Я хохотала от души, как не делала уже очень долгое время, а мой пресс настолько сильно напрягался, что появился страх будто он вот-вот превратится в камень. Я глотала ртом воздух, а парень всё неумолимо мучил мои бока. Через несколько минут веселья рёбра начали ныть, а голос охрип. Смех стал похож на лай старой собаки, у которой не всё в порядке с лёгкими. На смену обычному веселью пришла острая и дикая пытка. Возродилась недавняя боль.
– Хватит, – взмолилась я, – меня сейчас стошнит.
– Какая ты слабая!
Из моего горла вырвался стон отчаяния, а из глаз хлынул слёзы, потому что Джейк задел травмированное ребро с правой стороны, куда умудрился ударить меня Тод своей огромной лапой.
– Чёрт! – воскликнула я, и глаза мои расширились. Резко вздохнула сквозь крепко стиснутые зубы, сдерживая рвущийся на волю крик. Скулы напряглись, выдавая моё напряжение.
Джейк приподнял рубашку, и я сумела прочитать открытый ужас на его лице.
– Миа, у тебя ужасный фиолетовый синяк на боку, – он даже не пытался скрыть ярость, сквозившую в его тоне, ноздри то и дело расширялись, – этот сукин сын ударил тебя в рёбра, – голос стал дрожать от злости, на шее вздулась вена, он с силой скрипнул зубами, а руки крепко сжимали край рубашки.
– Что делать? – спрашиваю я, поднимаясь на локтях, касаясь синяка, но быстро отстраняя руку, почувствовав резкую боль.
– Нужно намазать кремом и перевязать, – ответил он, всё еще яростно сжимая верх моей одежды.
– Но моя работа, – мне не хотелось снова подставлять девчонок и травмировать доверие Джонни.
– Это много времени не займёт, – резко отчеканил он, помогая мне встать.
У меня в глазах потемнело, когда я пыталась выпрямиться, чуть было не упав, задыхаясь от нахлынувшей ломоты, если бы не рука Джейка.
– Я не понимаю одного, как ты не замечала эту боль весь прошедший день?
– Я замечала, но лишь покалывание, когда дотрагивалась. Я думала там простой синяк, когда увидела его в зеркале, но ничего предпринимать не стала, – я пожала в панике плечами, придавая невозмутимость, – вчера на балу я выпила, поэтому на утро голова разболелась и было так странно, будто таскаю на плечах огромного веса гирю. Вот я и съела несколько таблеток обезболивающего, – это хоть немного разъясняло всю ситуацию.
– Давай, садись на кровать, – бережно произнёс он, придерживая меня за спину.
– Но как родители отреагируют на то, что у меня огромный синяк? – панически прошептала, в страхе зажмурив глаза.
– Я скажу, что это для меня, – ответил он, но в его голосе сквозила неуверенность.
– Тогда пойти нужно мне, – сопротивлялась я.
– Нет, ты и шагу без помощи сейчас сделать не можешь.
Я застонала, признавая поражение и улеглась на кровать, закрыв глаза, призывая всю свою волю. Через несколько минут я смутно слышала, как дверь тихо закрылась. От всей этой истории с Тодом мне становилось только хуже. Он нанёс мне телесные и психологические повреждения. Теперь я на самом деле не знала, что делать. Я не хочу говорить родителям, что произошло, волновать их, говоря, что на моем теле следы его жестокого творчества, потому что, итак, слишком многое натворила, а привлекать еще больше внимания к своей персоне нет желания. Мои родители только пришли в себя, избавившись от долгов, они улыбаются, разговаривают, и у нас всё хорошо в семье, хоть раз за эти несколько лет они чувствуют себя по-настоящему свободными и счастливыми, и портить эту идиллию я не имею права. В полицию идти тоже не следует. Они начнут задавать слишком много вопросов, разбираться в этом, искать виновных и пострадавших, слишком заморачиваться, и, в конце концов, эта история станет под всеобщей оглаской. Всё-таки он напился и не отдавал отчёта в том, что совершает. В нём играли гормоны и желание. Я не понимала, что делать. Я попытаюсь сама справиться с этим. Мне поможет