иначе промокну до нитки, однако, игнорируя голос разума, я вышла на широкую террасу.

Волосы тут же облепили лицо, шею и плечи, майка – к телу, коротенькие шорты со скрупулезной точностью обрисовали бёдра, но вместо того, чтобы съёжиться, я подняла голову лицом к небу и начала ловить капли открытым ртом, как в детстве.

Через минуту на мне уже не осталось ни единого сухого клочка.

Обеими руками я упёрлась в металлические поручни стеклянного парапета и слегка приподнялась на носочках, словно стараясь разглядеть что-то, хотя не рассматривала ничего намеренно. Переведя взгляд, развернулась, посмотрела по сторонам и только теперь заметила, что терраса третьего этажа – опоясывающая дом. В паре-тройке метров от моих распахнутых окон – наглухо закрытые раздвижные створки в чужую комнату. Несмотря на ночь и скупость освещения, в ней чётко угадывалась знакомая фигура Хантера.

Он не спит. И, по всей видимости, даже не спал.

Он не мог заметить меня. Я оказалась чуть в стороне его видимости. И даже сделала шаг назад. А он – у своего окна, склонив голову, опираясь одной рукой о стекло. Вся его поза передавала напряжение стоящей фигуры. Он был полностью обнажён.

Я стыдливо отвела глаза в сторону, но почти сразу вернула их обратно, стараясь успеть увидеть, рассмотреть, запомнить.

Шутки в сторону – настоящие зрительные галлюцинации были ещё впереди!

Глава 12.2

Дождь барабанил по полу террасы с каким-то особым неистовством, но даже его шум не заглушал стук моего сердца, которое теперь колотилось где-то в горле. Так громко, что я боялась: его слышно не то что на этаже – на соседней улице!

Пульс срывался и дрожал.

Вот Хантер вскинул голову вверх, и я увидела: как плотно сжаты его веки – на грани терпимости; как приоткрыт рот, словно он с присвистом жадно втягивал воздух; он был безупречен; даже со стороны можно было ощутить вибрацию, желание, всю взвинченность и напряжение мужского тренированного тела.

Понимание того, чем он занимается, пришло не сразу, спустя время.

Краска стыда мгновенно залила лицо и шею, поползла по губам, принуждая меня хрипло выдохнуть возбуждение сквозь зубы, пока оно само не хлынуло через край.

Я смотрела, как Хантер прикасается к себе, и ощущала безумнейшую, сильнейшую потребность к нему присоединиться.

Мне не следовало думать об этом! Я не хотела думать об этом!

Всегда оставался вариант сбежать в свою комнату, но… был и другой, совершенно необъяснимый, вот прямо-таки не поддающийся осмыслению – остаться и понаблюдать: за его нижней, закушенной добела губой; за руками с напряженными упругими мышцами, что перекатывались под кожей; за ладонью с длинными пальцами, сейчас сжатыми в плотный кулак.

То, что я видела было ужасно эротично!

Он тяжело дышал, его грудь вздымалась и опадала, а я изучала каждую линию на его животе, задержавшись у основания удлинённого «V» внизу.

Капли дождя совсем не остужали. Слушала, как они с грохотом бились об пол, чувствовала, как падали на моё лицо, скатываясь по щекам, акцентируя и так очевидное до остроты ощущение.

Окно всё мокрое, в потёках воды, но силуэт мужского тела в нём был вполне различим – Хантер стоял, уперевшись лбом в свою руку, распластанную на стекле – строен, крепок, со стальными мышцами и выделяющимся прессом; вся его поза подчёркивала ширину напряженных плеч, заостряя внимание на движениях второй руки, в которой был зажат внушительных размеров член.

Ого!

Спазм сдавил моё горло, понуждая неотрывно смотреть, как длинные мужские пальцы со значительным нажимом поддерживали эрекцию, размеренными, сильными движениями: обхватив головку члена в кулак, с упором – руку вниз до основания ствола… и назад; а потом опять.

Мне казалось, что вены на нём полопаются от напряжения!

В висках отстукивало, всё тело уже полыхало… я сжала губы, чтобы не тряслись.

Боже, как бы вдохнуть!

Он весь – натянутая струна. Сильные пальцы стиснуты в кулаки так, что суставы побелели. Следуя за кульминацией, его движения утрачивали плавность, становились рваными, слишком резкими. Но похоже, что он полностью контролировал и чувствовал грань; ещё чуть бесцеремоннее, грубее и, пожалуй, было бы уже больно.

Хотя, откуда мне знать? Слишком поздно я вспомнила о своей девственности!

Крепко зажмурилась, словно пытаясь сыграть со стыдом в прятки. Отступила назад к стеклянному парапету террасы, навалившись на него спиной, и схватилась руками за металлический поручень, накрепко его сжимая. Не в силах восстановить дыхание, из последних сил я пыталась удержаться на грани здравомыслия.

Вся пылала…

Что-то было в этой интимной ночной темноте и в проливном дожде, в том, как мы оба задыхались, стоя на расстоянии друг от друга, отчего я напрочь лишилась рассудка. Осталась только необходимость… настойчивая, жгучая необходимость.

Жар распространился по всему телу, и теперь я очень остро чувствовала прикосновение прилипшей, промокшей насквозь майки к чувствительным соскам. По ощущениям, дождь оставил в покое многострадальную террасу и припустил барабанить именно по ним. Эффект совершенно сногсшибательный – пульсирующая тяжесть растекалась внизу живота… концентрируясь в одной, трепещущей точке у меня между ног.

В попытке занять такую позу, чтобы снять излишнее напряжение, я заставляла себя беспрестанно переминаться. Но делала только хуже: ноги шевелились, смыкались крепче и тёрлись друг о друга, будто в такт руке Хантера. Ещё мгновение назад то были грубые движения, и вот теперь – дразнящий, медленный ритм: вверх-вниз, его кулак скользил по стволу члена, сжимая его даже сильнее, чем прежде.

Я часто дышала и не могла отвести от него глаз, ощущая, как мышцы живота стали сокращаться от сладостного томления.

Так хорошо. Даже слишком!

Кровь стучала в висках. Стон сорвался с губ. С трудом сдерживала чувства и бушующие в крови незнакомые мне гормоны.

Казалось, что я вот-вот взорвусь и меня раскидает на молекулы от наслаждения. Но нет. Я так и оставалась где-то на грани, балансируя там одна.

Неожиданно Хантер повернул голову в мою сторону. Я не была уверена из-за расстояния, но мне показалось, что его губы приоткрылись в немом болезненном стоне. Не знаю, заметил ли он меня, – вряд ли, потому что смотрел куда-то поверх моей головы, будто больше не в силах был выносить моё присутствие.

И мне было невыносимо видеть его бледное лицо, острые скулы, сжатые губы, нервно напряженные мышцы на мощной шее, и стараться прочитать его мысли – я не была уверена и в своих, – а потому, я почти сорвалась в свою комнату, обернувшись лишь на мгновение, чтобы отважиться взглянуть ему в глаза. Мне померещилась страсть,