благополучия, — уверяя другого, что он плотно пообедал? Так, по крайней мере,

описывают дни нужды в рождественских рассказах ироничные американские писатели.

Не знаю. Знаю только, что семья с таким списком покупок бедствовала. И если вы

думаете, что таких случаев было мало, то ошибаетесь.

Чудеса у нас будут на букву "ч".

И до нее еще слишком далеко. А списки покупок честны, как последняя исповедь. И

чудесам в этих мятых, с прорехами, бумагах, не место. На "ч" в таком списке покупок

вы можете обнаружить лишь чай. Да и то, не крупнолистовой, а в пакетиках, и самый

дешевый. Впрочем, мне никогда не бывает жаль людей, составляющих такие списки.

Жалость — это эмоции, а они мне мешают.

Еще я люблю списки покупок за честность. Они, в отличие от людей, никогда не

пускают пыль в глаза. Не пытаются предстать чем-то большим, нежели они есть.

Не верьте историкам, которые рассказывают вам о том, как жили древние греки. Не

верьте литераторам, которые пишут о том, как жили древние греки. Не верьте даже тем

литераторам и историкам, которые были древними греками. Верьте только археологам,

которые методично и долго перебирают мусорные кучи, оставшиеся после древних

греков, и законсервированные в земле. Верьте не рассказам о жизни, верьте самой

жизни.

Верьте спискам покупок.

Я мечтаю, что когда-нибудь соберу достаточно большое количество списков покупок

самых разных семей. И смогу подшить эти списки самой маленькой и самой тонкой

иглой и самыми нежными нитками в большой фолиант. Это будет самая значительная

книга мира. Ценнее рукописей Кумранских пещер. Дороже Евангелия от Филиппа.

И в самом конце этой книги я поставлю свой, самый последний список. Тех покупок,

которые потребуются мне для того, чтобы соединить в одно целое все собранные мной

списки покупок. Он будет выглядеть примерно так:

Игла тончайшая, нежная, как жало комара — 1 штука.

Бумага для списка покупок, тонкая, как странички карманной Библии для путешествий

— 1 листок

Нитки шелковые, незаметные, и прочные, как цепи моей любви, прикрутившие нас с

тобой друг к другу- 1 моток

Ручка, которой будет заполнен последний листок — 1 штука

Итого: любовь

Да, я трицератопс. А что здесь такого? Обычное ископаемое. Правда, если быть

честным, я не совсем трицератопс, как таковой. Я, скорее, изображение трицератопса -

цветная наклейка на женских трусиках. Беленьких, хлопчатобумажных. Если учесть,

что никто из людей трицератопса вживую не видел, — а мой облик воссоздали всего по

одной кости, — вы неплохо справились. Я на трусиках и в самом деле похож на себя

таким, каким был в мезозое. Что? Мезозой? Ну, это период, во время которого я обитал

на планете. Еще до тех пор, конечно, как по прихоти художника и непритязательной

чешской фирмы мной стали украшать нижнее белье этой самой фирмы.

В мезозое я обитал в Северной Америке. Сейчас я обитаю на лобке. И выгляжу, как

цветастая ящерка с гребнем на голове и ногами слона. На всякий случай, — видимо,

чтобы сомнений никаких не оставалось, — художник, меня изобразивший, написал подо

мной цветными же буквами слово. "Трицератопс". Звучит красиво. Особенно, если не

задумываться над тем, как переводится это с латыни.

"Трицератопс хорридус". Ужасная трехрогая морда.

Вот так вот. Но мое изображение на трусиках вовсе не ужасно. Наоборот, очень милое.

И сейчас, — не то, что 70 миллионов лет назад, когда я неуклюже переваливался по

планете, — мужчины едва не плачут, глядя на меня. Само собой, думают они о том, что

под трусиками. Я тоже часто об этом думаю, нисколько не возбуждаясь. Видимо, не

успел привыкнуть к самкам вашего вида. Хотя к хозяйке я давно и искренне привязан.

И даже чуть ее ревную. Я бы женился на ней, будь я человеком. Чего уж там, я ее

люблю. И у нее, — женщины, на чьем лобке я мирно существую по средам и пятницам, -

есть единственный недостаток.

Она стирает руками.

Она недолюбливает машинную стирку. А я боюсь ручной стирки. Она меня убивает.

Такое большое и старинное существо, и боится, скажете вы. Он пережил множество

катаклизмов, увидел мир на протяжении десятков тысячелетий, а сейчас страшится

быть постиранным руками, усмехнетесь вы. Но давайте не забывать одну важную

вещь. О том, что я, Ужасная Трехрогая Морда, птицетазовый динозавр, обитавший в

поздний меловый период в Северной Америке, 70 миллионов лет от роду, девяти

метров росту, — вовсе не являюсь ничем подобным. Потому что сейчас я — обычная

смешная наклейка на трусиках, семи сантиметров в длину, пяти в ширину, нанесенная

тонким слоем каучуку на хлопок, местами чуть потрескавшаяся. И каждая ручная

стирка сокращает мои дни стремительнее, чем когда-то метеориты — срок динозавров

на Земле.

Хотя дело было не только в метеоритах.

Семьдесят миллионов лет назад мы зависели от погоды, климата, землетрясений и

кормовой базы. Сейчас я завижу от стиральной машинки, которую хозяйка все никак не

может купить, потому что ей на это не хватает денег. Нет, Ира (так ее зовут) никогда не

жаловалась мне на безденежье. Но сообразительный трицератопс и без подсказок

может понимать какие-то вещи. Например, что если девушка проносила вот уже год, -

и не выкидывает, — пусть симпатичные, но одни и те же трусики с пусть симпатичной,

но уже потрескавшейся наклейкой… Значит, у этой девушки нет денег не то, что на

стиральную машинку. У нее денег на хорошее нижнее белье нет.

Да что вы, нет, нет, не стоит. Не нужно комплиментов. Обычная логика. До этого и

тупой ихтиозар додумается, или даже, прости меня господи, диплодок.

Но странно, несмотря на то, что сама эволюция научила меня не жалеть, и уж тем

более не любить неудачников, — такая любовь дает слабое потомство, и бессмысленна, -