— Ты что творишь?! — закричала я, хватая со стола первый попавшийся флакон. — Ты с ума сошел! Да как ты смеешь!

Проектор встряхнул головой, едва успев увернуться от флакона «Ля кости».

— Простите… мм… замечтался! Непроизвольно! — заблеял он под дружный свист и ржание. Зрители требовали продолжения, топая ногами и колотя руками по столу!

Отлично выступили! И я, и слезы праведного гнева. Но у слез получилось лучше. Они это сделали непроизвольно…

Я превратилась в фурию, пытаясь достать паршивца, но тот спрятался за спинами «…идеров», которые дружно ржали. Кто-то даже похлопал юношу по плечу, мол, молодчага, не дрейфь. Крики становились все громче и громче, а потом все резко стихло. Позади меня стоял Эврард всей своей двухметровой персоной.

— Сидеть! — произнес он страшным голосом, от которого все присели. Не знаю, считаются ли прогнувшиеся коленки попыткой присесть? Если да, то я тоже присела. Вокруг «…идеров» появились языки зеленого пламени, а на шеях — зеленые светящиеся удавки, заставившие всех молодчиков не только притихнуть, а еще и побледнеть. — Рты закрыли! Еще один смешок, и я не просто огорчусь. Я разозлюсь. Очень разозлюсь. А вы знаете, что бывает, когда я злюсь.

Впервые он не тянул слова с присущей ему кошачьей ленью, а говорил жестко и четко. У меня даже ноги похолодели в предвкушении белых тапочек.

— Если сами ничего не можете, то учитесь! — мне было даже страшно оборачиваться назад. — Вас учат, как нужно работать! Это вам не мечами махать!

Позади меня послышался глубокий вдох, следом второй. Я даже боялась шелохнуться в этой внезапно воцарившейся тишине.

Мне на плечо мягко легла рука, а голос как ни в чем не бывало промурчал:

— Продолжа-а-ай, Цвето-о-очек. Они теперь хоро-о-ошие ма-а-альчики. Послу-у-ушные. Кто молоде-е-ец? Я — молоде-е-ец!

Я смотрела на руку, которая лежала на моем плече, чувствуя, что сейчас больше всего на свете хочу домой. Мне не только чихать на договор! Мне еще и сморкаться в него!

— Верни меня домой! — процедила я, скидывая его руку со своего плеча. — Немедленно!

Все сидели так, словно старательные первоклассники, сложив ручки на парте, глядя на меня внезапно просветленными глазами. Хор пай-мальчиков-зайчиков быстренько перестал теребить хвостики и готов был всецело погрузиться в учебу. От такого рвения к наукам пустил скупую слезу даже дедушка Ленин, глядя на свое завещание: «Учиться, учиться и еще раз учиться!» Только мне уже как-то не хотелось учить. Я не рыбка в аквариуме, для которой каждый третий круг превращается в: «Вау! А где я? Тут все такое новое!»

Рука снова осторожно легла мне на плечо, проводя осторожную, успокаивающе-нежную линию. Раздражение росло с каждой секундой, несмотря на ласковые поглаживания.

— Нет, — твердо ответила я, вспоминая, как перед некоторыми учебными роликами появлялась реклама, от которой у любой тетки-цензора встанет дыбом химическая завивка.

Настроение было настолько испорчено, что даже если сейчас ко мне на всех парах прискачет принц — мечта на белом коне, с лучезарной улыбкой, золотистыми локонами херувима и глазами, в которых утонули Офелия, «Титаник» и Муму, с предложением руки, сердца и перца, есть большая доля вероятности, что ему придется несладко. Я так понимаю, что до «Горько!» дело не дойдет. Зато все будут знать, что некоторые принцы умудряются без коня развить скорость сто километров в час с криками: «Да за что мне все это! Я же к тебе с самыми чистыми намерениями!» Извини, милый, ты просто попал в горячую голову, потом под горячую руку, а финальным аккордом стала горячая нога, провожающая тебя по направлению к сказочному замку. Нет, потом я, конечно, буду горько плакать, понимая, что упустила тот самый шанс, но это будет потом. А сейчас я просто поинтересуюсь у принца, сколько он весит, чтобы придать ему нужное ускорение, поделив силу на массу. Я буду долго провожать взглядом убегающий букет полевых цветов, которые легким движением моей руки станут половыми и растоптанными.

А если кто-то думает, что нежные поглаживания моего плеча и шеи меня успокоят, то глубоко ошибается! Хватит! Надоело! Резким движением я сбросила с себя не только чужие руки, но и груз ответственности, а потом быстрым шагом двинулась к двери, толкая ее вперед. Вздрогнула охрана, которая чуть не пала смертью замешкавшихся прямо на боевом посту, едва ли не прибитая насмерть к стенке внезапно и душевно распахнувшимися створками.

— Где моя сумка? Где мой дерматин? — возмущалась я, требуя обратно свой багаж из камеры хранения. Если мне сейчас не выдадут мой багаж, то получат ногой по багажнику!

Никто не собирался возвращать мои скудные пожитки, поэтому я, пройдя в свою комнату, закрыла дверь и упала на кровать.

Нет! Так работать невозможно! Дайте мне учебник по жизни, чтобы я как следует подготовилась к уроку! Это мне напомнило тот день, когда я в последний раз вела вебинар. Я чувствовала себя великим профессором, лауреатом всех премий, почетным академиком и очень ценным специалистом, которым новая компания должна гордиться по умолчанию. До конца вебинара оставалось буквально шесть минут. Ничто не предвещало беды. Соседская кошка передумала рожать, драндулет соседа заглох окончательно, у султана с четвертого этажа весь гарем, бывающий в его скромной серали поодиночке и набегами, объявил забастовку в связи с красными днями календаря, соседского крикуна отправили к бабушке. Тишина… Даже муха убилась об стекло еще до начала прямой трансляции. Но внезапно дверь на кухню распахнулась так, словно в комнате начался пожар, со всем пафосом и дешевыми спецэффектами обшарпанный коридор явил великого актера второго плана. Непризнанный гений полыхал от праведного гнева голодного самца, который не может продержаться шесть минут без еды.

Моему возмущению не было предела! Такое ощущение, что я решила записывать вебинар в туалете, оставив всю семью поджимать стеночку возле санузла исключительно потому, что там плитка красивая и акустика классная!

То, что голод не тетка, а злой, страшный диктатор банановой республики, я поняла, когда у меня отобрали микрофон и стали читать лекцию о том, как жены должны уважать мужей, кормить их, холить и лелеять, как завещал пока еще живой Виктор Евгеньевич, лоббируя интересы махрового патриархата. Доморощенный диктатор, подтягивая штаны, вещал о том, что хомячки со своим жизненным кредо «пожрать, поспать и сдохнуть» должны вдохновить женщин на подвиг: «Готовь, работай, молись, рожай!» — ибо с бабы больше взять нечего в силу ее скудоумия, а я позорно пыталась вернуть себе бразды правления. Но все уже знали, что именно из-за нас, слабого пола, экономика дала такую слабину! Именно наша любовь к импортным шмоткам хоронит отечественного производителя с его унылым дизайном! «А правят вами олигархи! Вот! Владелец вашей компании — вор! Наворовал денег у простых людей, а теперь компанию сделал! Пирамиду! Секту! И директор ваш — вор! Олигарх и вор! Коррупционер! Он рубит бабло на лохах, таких, как вы!»