в перспективе, конечно. Трудно с ними договариваться … Опять же торговля какая-никакая. Там за стеной смута великая. А у нас, относительно спокойно. Баланс сил соблюдается жесткой вертикалью власти. Народ не буйствует. Не всегда все сыты, но всегда всем довольны. Что бы там ни говорили наши недоброжелатели. Наше философское спокойствие вызывает у многих зависть. Того и гляди разломают стену и попрутся на нашу территорию. Поэтому нам нужны в Европе глаза и уши. И словечко замолвить за меня будет не лишним. Я вас все-таки спас от смерти,– он сделал гримасу холодной улыбки.

– Значит, если я вас понял, у вас государство в государстве. Отдельное княжество, своего рода … Как вам удается поддерживать положительные отношения с центром, с Главнокомандующим?

– Просто. Я их всех подкармливаю, можно сказать, с руки! Кушать в администрации привыкли хорошо. Европейскую еду! Носить европейские вещи. Главком, не исключение.

Рудольф и Алекс уже не могли разговаривать. Они засыпали. Полковник колокольчиком вызвал служанку.

–Проводи гостей наверх.

Затем обратился к уже уходящим астронавтам:

– Может, все-таки поужинаете?

– Сначала поспать! – заплетающимся языком ответил Рудольф.

Глава восьмая

Борис и полковник остались вдвоем.

– Давайте с вами выпьем? – предложил полковник.

– Мне в моем физическом состоянии алкоголь категорически вреден.

– Ну что же, я выпью один, как будто вдвоем с вами. Давно не пил. А сейчас … такая необыкновенная встреча … – он позвонил в колокольчик.

Сверху спустилась служанка. У нее в руках уже была бутылка белого французского вина Domaine Ramonet, Chevalier-Montrachet Grand Cru и два бокалами. Полковник наполнил оба бокала. Сделал глоток и оставил бокал.

– Дорогое вино. Каждый раз пытаюсь выпить, но … не идет зараза. Привык я к нашей водке, черт ее побери.

Тут же служанка выставила на стол коробку из орехового дерева, похоже ручной работы, в которой лежала украшенная изысканной позолотой бутылка водки.

«Как же она узнала, что от нее требуется?» – Борис удивился, но вслух ничего не сказал.

Полковник уловил удивленную мимику Бориса и ухмыльнулся:

– Прислуга должна быть вышколенной. Понимать хозяина с полуслова, с полунамека … Гималайская водка. Очень дорогая, зараза. Пьется исключительно. Рекомендую.

– О, нет. Не могу. Извините.

– Ну, нет, так нет. Все равно, буду теперь хвастать всем: я пил с марсианином. А водка эта, она на воде из Гималайских ледников. Боже мой! … Нет уже ледников ни в Гималаях, ни на Алтае, нигде нет. Растаяли все! А водка осталась. Допиваем последние ледники! … Не стой, закуски принеси. И эту дрянь, – он показал на вино, – забери, – обратился он к служанке.

Борис хотел спать. Веки сами закрывались. Но, он понимал, что такой случай может больше не повторится. Влиятельный человек редко бывает откровенным. Сейчас такой случай. Они вдвоем. Полковник выпьет. Развяжется язык. Может, удастся узнать что-то важное. И Борис изо всех сил боролся со сном.

Полковник быстро выпил рюмку водки, тут же налил вторую.

– Как вы живете на Марсе? Зачем вы там живете? Что вы скажете про нашу жизнь?

– Не знаю, что вам сказать. У нас очень мало времени на размышления. Пока еще мы считаем жизнь по дням, но скоро станем считать по часам, потом по минутам. Нам нужна специализированная клиника для астронавтов. А пока вы слишком много хотите от нас. Мы всего лишь люди, прожившие последние двадцать восемь лет на другой планете. Мы сами ищем ответы на вопросы, от которых зависит наша жизнь, и получается – жизнь цивилизации в целом. Наша реальность, наш город, наше бытие в Мас-а-Тьерра, так называется наш город на Марсе, а практически не город, а маленькое государство. Но это не общежитие, созданное по принципу кровного родства, или общности языка, территории, или жизненных привычек, или там, принципа обороны. Нет, в основе нашего государства лежит, прежде всего – план работ и идея сотрудничества. Мы собрались вместе для совместного дела, которое в душе каждого из нас. Мы живем волей к совместному делу. Наше общество объединяет, дает ему радостный импульс развития не то, что было вчера, а то, что мы планируем делать завтра. Мы не знаем как насчет всей цивилизации, надеюсь, мы доберемся еще и до Европы и до Америки, и узнаем, но здесь, в России явно этот первоначальный эволюционный импульс, устремление вдаль, про которое я сказал, рассыпалось. Можно ли его снова собрать, например, гигантским усилием воли? Вряд ли такой подвиг под силу человеку. Для этого требуется эволюционное стремление к свободе. Но мы видим, его нет. Вам, похоже, это и не нужно. Мы на Марсе живем в постоянном внутреннем потоке любопытства и радости. Наши мозги работают с удовольствием, мы постоянно что-то изобретаем: разве это не радостно? Мы испытываем перманентную радость: мы живы, у нас есть будущее, мы работаем в свое удовольствие, у нас каждый наш марсианский день приносит новое открытие. А вы в России перестали удивляться и радоваться. Вы хохочете, но не улыбаетесь, вы кричите: «Этого не может быть!» и тут же делаете это; вы говорите: «Это возможно», но тут же забываете об этом. У вас неспокойная душа. Ваша жизнь хаотична, как энцефалограмма больного: провалы, всплески, там, где их не должно быть. И знаете, что я вам скажу? Ваша мусорная цивилизация заразна. Как вирус. Я вот, насмотрелся на всё это, представил себя живущим здесь, и вдруг, почувствовал в себе какие-то низкие органичные вибрации, которые, наверное, присущи уставшему животному, и хочется отпустить мозг в свободный полет ничего-не-думанья, то есть в прострацию. Здесь быстро можно привыкнуть к животному состоянию и потом всю оставшуюся жизнь с отвагой и доблестью защищать свое скотское существования от несуществующих врагов. Я, наверное, обидные слова вам говорю. Простите, я ведь гость у вас. Должен относиться к вам с почтением. Но …

– Бросьте, про обиды. Я понимаю, о чем вы говорите, – перебил Бориса полковник, выпив вторую рюмку водки.

«Здесь постоянно перебивают. Не дают договорить. Национальная особенность, наверное. Они боятся, или просто не уважают другого мнения», – подумал Борис.

Полковник продолжал:

– Я хочу быть с вами откровенен. Не каждый день разговариваешь с инопланетянами. Вы со мной откровенны и я буду таким же с вами. Пусть вас не смущает слово «инопланетяне». Двадцать восемь лет прожили на Марсе – значит инопланетяне. А мы, люди инопланетян давно ждем. А зачем они нам? Я вам скажу. Человеку земному надо, наконец, излить душу кому-нибудь постороннему. Мы люди, надоели друг другу до смерти. Мы боимся быть откровенными с такими же как мы сами. Нам нужны собеседники с другой планеты! –