Тут я услышал, что фашисты подходят ко мне и снова замер, как мёртвый. Несколько фрицев протопали мимо, но мне опять повезло. Они не заметили, что я не убит и, болтая о чём-то, вернулись обратно в траншею.

Облёгчённо вздохнув, я осторожно поёрзал. Устроился как можно удобнее, и тут случилось такое, что я с трудом могу описать. Я лежал лицом вниз, но каким-то таинственным образом видел всё то, что творилось над моей головой.

Висевшие над землёй, облака вдруг просияли ослепительным светом. Послышался звон хрусталя. Затем, в небосводе разверзся круглый проём диаметром в полкилометра.

Края большого отверстия вспыхнули ярким огнём. От дыры отделились пылавшие, как солнце, лучи. Они удивительно медленно, как загустевшая патока, неспешно поплыли к земле.

Послышалось пение настолько прекрасное, что его не могли издавать человеческим голосом. Буквально из ничего, появилась лёгкая дымка. Она тотчас уплотнилась и превратилась в белесый туман.

Из мутного марева возникли фигуры в рост человека. Все были одеты в хламиды, блиставшие, как свежевыпавший снег. Десятки сверкающих ангелов повисли в утреннем воздухе. Едва шевеля широкими крыльями, они стали плавно снижаться с небес.

Ну, а затем всё пошло именно так, как говорится в древней легенде. Её в моём раннем детстве рассказала мне любимая бабушка. Ангелы тихо спускались к земле.

Непонятные сущности подлетали к павшим бойцам и застывали по двое возле каждого трупа. Они простирали над ними ладони, мерцавшие призрачным блеском, и произносили короткие фразы на певучем чужом языке.

После чего, в мёртвых телах возникало мерцание голубого оттенка. Секунду спустя, оно превращалось в нечто похожее на человека, сиявшего слабым свечением.

Призрачного вида фигура начинала вдруг сильно ворочаться. Она избавлялась от телесных оков, как чудесная бабочка от жёстких покровов хитиновой куколки. Поднималась на едва видные ноги и с невероятной тревогой смотрела в разные стороны.

Белокрылые ангелы дружно склонялись к погибшим бойцам. Утешали какими-то странными, певучими звуками. Надевали на головы алмазные венчики и бережно брали под руки.

Каждая пара светлых посланников действовала, как одно существо. Они воспаряли над грешной землёй. Несли с собой душу убитого воина и устремлялись в горние выси.

Скоро они все пропали в блистающем мареве. Вместе с ними исчезло и чудесное пение, волнующее сердце до слёз. Только один небесный служитель остался рядом со мной.

Я лежал ничком на земле, но, как уже говорил, видел лучащийся светом прекраснейший лик. Его большие глаза, с нескрываемой жалостью глядели мне в душу.

Собрав волю в кулак, я поборол невероятную робость, заполнившую всю мою сущность. Разлепил крепко сжатые губы и задал вопрос, который мучил меня: — За что их забрали наверх?

— Они не щадили живота своего и бились за Родину до последнего вздоха. — раздался ответ небесного жителя.

— А что будет со мной? — спросил я уныло.

— Ты струсил в последнем бою. Остался в живых и будешь, как прежде страдать в этой юдоли греха. — ангел взмахнул широкими крыльями. Легко воспарил над землёй и исчез в сверкающем блеске. Отверстие в небе немедля закрылось. Облака уплотнились. День стал таким же отвратительно хмурым, как раньше.

Я хоронился среди множества трупов, и удивительно сильно хотел одного, пробраться к своим, как только стемнеет. Едва мрак сгустился, как фашисты взялись за ракетницы. Раздались частые выстрелы. Одна за другой, в небесах загорались яркие вспышки. Ничейная полоса оказалась видна, словно солнечным днём.

Пришлось ждать до тех самых пор, пока перерывы между частыми пусками не станут длиннее, а промежутки белого света начнут разделяться короткою тёмною паузой. Ближе к полуночи, фрицы слегка притомились. Стрельба постепенно затихла. Она уже стала не такой регулярной, как раньше.

Я еле дождался, когда же погаснет яркая вспышка. Сбросил с себя тяжёлое мёртвое тело и, прижимаясь к земле, пополз к нашим позициям. Услышав хлопок и шипение, я замирал в той самой точке, где оказался в данный момент. Лежал и не шевелился всё время, пока в небе горела проклятая «люстра».

Как мне показалось, я много часов добирался к своим. Только к рассвету, я всё же свалился в советский окоп. Хорошо, что меня не заметил дозор. Солдаты не приняли за чужого разведчика и не пристрелили на месте.

Старый боец ненадолго умолк. Затем, он протяжно вздохнул и продолжил: — Прошло несколько дней после того ужасного боя. К этому времени, я вернулся от медиков, где мне зашивали рваную рану в левой ноге. В роте встретил приятеля. Он выложил всё, что с ним случилось во время атаки.

По правде сказать, я не поверил в тот странный рассказ, но всё же вошёл в положение старого друга. Я не стал говорить, мол, тебя сильно тряхнуло от разорвавшейся мины.

Поэтому, мало ли, что может привидеться после контузии? Тебе померещились небесные ангелы, горнии выси и, взятые на небо солдаты, погибшие за родную отчизну. Ну, и так далее.

Потом, мы вернулись к обычным армейским делам. Приятель не вспоминал о том трагическом дне, и я перестал волноваться за его состояние. Скоро нас снова послали в атаку. Нога у меня ещё сильно болела. От этого, я немного замешкался в нашем окопе.

Когда же я вылез наверх, то оказался чуть позади остальных и, следом за ними, рванулся вперёд. Благодаря хромоте, я немного отстал от последней цепи нападавших и видел всех наших солдат. Правда, я не заметил, что мой старый товарищ прятался за спины других, как он мне говорил.

Мы попытались занять фашистский окоп, но проклятые фрицы отбили нашу атаку. Мы откатились назад, а через какое-то время снова рванулись вперёд. Я видел, что мой приятель нисколько не дрейфил. Он в числе первых вылезал из окопа и самым последним возвращался на наши позиции.

В конце концов, нам удалось выбить врага. Мы закрепились в траншее фашистов. Скоро стрельба немножечко стихла. Я глянул вокруг и с огорченьем увидел, что старый приятель убит. Он лежал на спине с навечно открытыми голубыми глазами. Спокойно смотрел в высокое небо и широко улыбался.

— «Видно, Господь простил ему трусость в бою». — невольно подумалось мне. — «Бог дал ему лёгкую смерть и взял к себе, в свои горнии выси». — закончил боец и умолк.

Яков услышал шелест бумаги и чирканье спички. Потом к нему подобрался запах горящей махорки: — «Похоже, что старый солдат закурил». — подумал зенитчик. Он вспомнил чьи-то слова, которые когда-то читал: — «Атеистов на войне не бывает! Всем хочется, на что-то надеяться!»

Переправа за Волгу