— Итак, — взгляд штурмана был холоднее космоса за стеной, — что вы тут делаете, если не шпионите?

— Я… просто так, — пролепетала Валентина, пятясь. — Случайно зашла…

— Просто так ничего не бывает, — он схватил ее за запястье, не давая улизнуть. — Давай, признавайся! Что ты тут делала?

Его хватка была крепкой, именно что мужской. Валентина напряглась и растерялась одновременно. Она так давно не встречала мужчин, которые столь недвусмысленно выражали при женщинах агрессию, что мигом позабыла все, чему ее учили в школе. Неужели это возможно? Неужели где-то еще остались мужчины, которые проявляют такую властность? Да как он вообще посмел? Да как он…

— Да как вы посмели?

— Да вот так, — он зло оскалился. — Признавайся живо, что тут забыла!

— Я ничего не делала! — она рванулась прочь, но ее держали крепко и даже, кажется, собирались выкручивать руку.

— Ты? Не делала? А кто ворвался в медотсек без разрешения?

От несправедливости обвинения у девушки на глаза навернулись слезы.

— Вы не имеете права! — воскликнула она, и тут же из-за дверной переборки послышался женский голос.

— Стив, ты с кем там разговариваешь? Что-то случилось?

Зашуршала ткань. Валентина представила себе корабельную медичку, неспешно вылезающую из кровати. Интересно, на ней есть хоть одна нитка одежды или она там голая? Среди бела дня. В рабочее, как ни крути, время. Да еще и ясно, чем она только что занималась. Великие звезды, да Валентина после этого к ней и близко подойти не сможет, даже если понадобится помощь врача. Все время будет представлять ее голой. Девушка покраснела, а штурман Минк, как ни в чем не бывало, стиснул ее запястье, впиваясь ногтями в кожу:

— Ничего не случилось, Рози. Мне… пришел вызов от капитана. Небольшое дельце, которое можно уладить, не поднимаясь на мостик.

— А что случилось?

— Повторяю — ничего страшного. Эта стажерка…

— Аа-а, понятно, — снова зашуршала ткань. — Возвращайся поскорее. У нас мало времени.

Валентина не успела среагировать — ее толкнули так, что девушка спиной вперед влетела в приемную медотсека и непременно бы, споткнувшись, упала, если бы ее не удержали силой.

Приемная была довольно просторной, особенно по сравнению с остальными помещениями корабля — почти четыре на шесть метров — но так заставлена оборудованием, что казалась намного меньше. Среди встроенных шкафов виднелись две двери — одна в палату, где лежали «сложные» больные, а другая — в операционную. Но осмотреться Валентине не дали. Хватка на ее запястье слегка ослабла — при желании, приметив простенький прием, она бы могла освободиться — но это не принесло преимущества. Свободной рукой штурман Минк активировал замок на двери и оскалился в улыбке:

— А теперь поговорим. Тут нам никто не помешает.

Внезапно Валентине стало страшно. По-настоящему страшно. Так ей не было страшно даже в детстве, когда их поселок попал под действие селя. Предупреждение поступило слишком поздно из-за помех в атмосфере, и эвакуироваться пришлось, буквально соревнуясь с селевым потоком, который несся на группу домиков, сметая все на своем пути. Первыми шли потоки грязной воды, которая несла ветки и мелкий мусор, а также трупики зверей, попавших в поток. Некоторые были еще живы и боролись с селем. Из-за маленьких брата и сестры Валентины, двухгодовалых близнецов, они опоздали с эвакуацией. Отправив старших детей с отцом прочь, мать Валентины кинулась ловить малышню, и Валентина, испугавшись, что мама их бросает, выскочила из эвакуатора, когда тот уже взлетал, и бросилась за нею. В результате они отстали и забрались на крышу, с содроганием глядя на приближающийся селевой поток. После грязной воды на них шла просто грязь, перемешанная с камнями и выдранными с корнем деревьями. Она же тащила части сломанных домиков — три семьи жили чуть выше по склону, и это было все, что осталось от их жилья. Валентина навсегда запомнила тот ужас. Они стояли на острой крыше, с трудом удерживая равновесие. Мать двумя руками удерживала близнецов у груди, а сама девочка крепко цеплялась ей за бедро. «Не отпускай меня! Ни за что не отпускай меня!» — как заклинание, шептала мать, не сводя глаз с потока, который должен был убить их. И все прижимала к себе детей — как потом сказала, для того, чтобы, уж если погибнуть, то сразу всем. И если бы не спасатели, буквально бросившие им на крышу эвакуационную платформу… Мать тогда перепрыгнула на нее, и мертвой хваткой державшаяся за нее Валентина перепрыгнула вместе с нею. Этот кошмар длился всего пару минут, но остался с нею навсегда.

И вернулся сейчас. Потому что нависший над нею штурман был неотвратимее селевого потока. Вот только где же платформа со спасателями?

— Я… не знаю…

— Этого следовало ожидать. Ворвалась в медотсек… зачем?

— Я… мы…Я случайно! Я не хотела… этого.

— Чего «этого»?

— Мешать.

— Не хотела мешать, но помешала. Почему?

— Мы в-вас искали, — когда говорила, страх отступал.

— Зачем?

— Показать кое-что.

— Хм.

Он как-то странно скривился, и Валентина догадалась, в каком направлении свернули мысли мужчины. Это неожиданно уничтожило ее страх. В конце концов, она же не восемнадцатилетняя девочка! Ей скоро двадцать четыре года. Ее детство прошло на планете, которая до сих пор, несмотря на сто десять лет колонизации, так до конца и не подчинилась человеку.

— Уж не то, о чем вы подумали, — прошипела девушка. — Мы новую трассу разработали. И хотели вам показать. А вы… вы… здесь!

— А где я, по-вашему, должен быть? — как ни странно, но штурман тоже заговорил спокойнее. Хищник понял, что жертва его не боится и решил сменить тактику?

— Не знаю.

— Вот видите! Сами ничего не знаете, а беретесь учить других.

— Я вас не учила. Я же не знала, что вы тут сексом занимаетесь!

— Не сексом, а выполняю предписание врача.

— О да, теперь это так называется! — не выдержала она.

Неожиданно Минк расхохотался. Валентина растерялась. Она ожидала всего, но только не смеха. Такого веселого, открытого. Он даже выпустил ее многострадальное запястье, и девушка мигом отступила подальше, растирая руку. На коже остались следы пальцев.

— Милая моя, это действительно были лечебные процедуры. Массаж, предписанный еще на грунте, — он еще улыбался, и голос был веселым, но взгляд уже стал жестким. — Неужели вы думаете, что я стану нарушать устав, запрещающий секс между членами экипажа?

— Мне плевать, что вы думаете, — огрызнулась Валентина. — И я не милая, и тем более не ваша!

— Да уж, вы не милая, это точно.

— Как и вы. Вы сделали мне больно! — она продемонстрировала покрасневшую руку. — Я могу прямо сейчас отправиться ко врачу и засвидетельствовать применение насилия! По отношению к женщине! И тогда всем будет глубоко плевать, занимались ли вы сексом на рабочем месте в рабочее время или нет! Я тоже знаю устав. И знаю, что гражданские лица и пассажиры имеют приоритетное значение в разборах конфликтов. А я еще и…