– Доктор Гайер, он очень упорно пытается исправить людей, – продолжала медсестра, таща за собой Яэль. – Он ищет способы улучшения.

Прогресс.

Но зачем, зачем, зачем? Такое количество пролитой крови требовало ответа. Яэль страстно желала его получить. Достаточно для того, чтобы через некоторое время вытолкнуть один вопрос: «Если он улучшал того человека, почему везде была кровь?»

Медсестра остановилась. Пальцами похожими на перевязанные сосиски, она сжала руку Яэль. Слой жира смял скрытые числа. Налет нежности, который медсестра так отчаянно старалась сохранить на лице, вымывался, обнажая каменную натуру женщины, которую Яэль знала так хорошо.

– Иногда люди должны умирать, чтобы внести улучшения. Это жертвы на благо всех остальных. Ты понимаешь?

Яэль поняла, что эти слова просто было сказать, когда ты сам стоишь над алтарем. Погружая нож в другого. Она также понимала, что Бернис Фогт кивнула бы, потому что семилетка с желтыми волосами и ямочками никогда не будет жертвой.

Именно это она и сделала.

– Хорошо, – сказала медсестра.

Кровь плавала в воспоминаниях Яэль, прильнула к ее рту. Ее рука по-прежнему зудела под свитером, под жесткой хваткой медсестры. Она потянула свою руку прочь.

– Отсюда я могу идти сама.

Медсестра не спорила и не задерживалась. Она оставила девочку одну. Стоящей посреди широкой дороги без забора. Яэль мгновение стояла, будто пустив корни в землю, деревом неверия, глядя на место, которое только что ее выплюнуло. Смерть разжала свои челюсти, позволив ей вывалится из ее глотки.

Она опустила руку в карман, сжала деревянную малышку величиной с горошинку в складках своей линии жизни и пыталась не думать о всех частях, которые ей пришлось покинуть, даже если они оставляли зияющие дыры в ее сердце. Были ли они плотью или деревом? Имело ли это значение? Они могли сгореть…

Лицо Бернис Фогт исчезло. Призрачная девочка прошептала в бездымное небо: «Я-Яэль. Я жива».

Небеса, полные глаз мертвых и звёзд, прошептали в ответ: «Ты особенная. Ты можешь жить. Ты изменишь все».

«БОЛЬШЕ НЕ ИДИ ПРЯМО БЕГИ СЕЙЧАС НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ НАЗАД»

Яэль повернулась и исчезла в соснах.

Сейчас. 16 марта 1956. Северное побережье Африки

Пустыня был прекрасна. Пыль и земля образовывали просвет под куполом неба. Карамельные дюны перекатывались, их края переливались под ветром. В воздухе, как никогда спокойном, плавали песчинки и тепло.

Дорога (если можно ее было так назвать) бежала вдоль побережья, где пески растягивались и скользили в сверкающее море. Тропа, по которой они ехали, была узкой, покрытой ямами, устланной камнями. Скорость тут была не вариантом. Песок был слишком скользким, а выбоины выдолбили дорогу. «Цюндапп» Яэль трясся на камнях, заставлял ее так греметь костями, что она боялась, что они могут разбиться. После нескольких дней на байке, каждая часть ее тела была сплошной болью: икры ног, ягодицы, бедра, плечи, спина, руки, шея, лицо, даже ее ногти и зубы. День отдыха на паромной переправе через Средиземное море, по мнению Яэль, только ухудшил боль.

Но она ликвидировала отставание. Три дня безумной езды почти без передышки. Редко останавливалась, никогда не снижала скорость. Возникало ощущение невозможного темпа, но даже этого было недостаточно, чтобы обогнать Кацуо и Луку. Пара вырвалась вперед. Первый и второй. Спина к спине. Облака пыли закручивались за ними как злые джинны, забивали Яэль нос и прятались между зубов. Она ехала, превратив свою нарукавную повязку в импровизированный шарф, напряженно высматривала большие выбоины и сворачивала, чтобы избежать их.

Но независимо от того, с каким трудом она маневрировала, как заигрывала с опасными скоростями, Яэль твердо оставалась на третьем месте.

Два часа. Десять минут. Двадцать восемь секунд. Разрыв между нею и лидерами обескураживающе увеличивался. (Она потеряла еще пять секунд на дороге к парому). Временами Яэль начинала верить, что она никогда больше не вырвется вперед. Не при таких условиях – двигаясь зигзагами, грохоча и задыхаясь от пыльного следа Луки. Яэль продолжала ждать промаха, ошибки, но Кацуо и Лука были безупречны.

И поэтому она должна быть такой же.

Километры катились прочь. Песок очистил очки Яэль, содрал ей кожу на щеках. Колючая жажда скрутила ей горло. Прошли часы – солнце в зените – с момента ее последнего перерыва. И он был достаточно долгим разве что для нескольких глотков воды и свежей канистры бензина из прибрежной деревни.

Даже вечер не принес облегчения. Когда солнце зашло, пески вобрали в себя его жар. Весь мир таял янтарем, обрисовывая силуэты Кацуо и Луки. Пара снизила скорость. Только шепот пыли вылетал из-под их колес, когда они пытались ориентироваться в удлинившихся тенях. Тьма быстро наплыла, наводнила пустыню и устлала дорогу. Фара мотоцикла была бесполезна. Она освещала пыль – яркий золотой туман. Пыль покрыла все настолько, что Яэль могла видеть только свой руль и задние фонари Кацуо и Луки, по-прежнему продолжающих ехать.

Она не могла снизить скорость. Она не могла остановиться.

Настало время для улучшения результата. Пока Лука и Кацуо будут ползти, она будет лететь. Даже уставшая. Даже оголодавшая. Даже обезвоженная. Даже слепая.

Она не может проиграть эту гонку.

Байк Яэль дернулся вниз, изогнувшись, когда его переднее колесо клацнуло по неровной выбоине. Ее шарф поймал большую часть ее проклятий, когда заревел двигатель «Цюндаппа». Напряженный. В тошнотворном промежутке между ударами сердца она опасалась, что он может остановиться, упасть в яму. Однако протекторы ее шин держались крепко.

Задние фонари Кацуо и Луки продолжали угасать. Прочь, прочь. Яэль вырвала дроссельную заслонку. Двигатель «Цюндаппа» взревел, и байк рванулся вперед в слишком яркую пыль. Ее переднее колесо поймало следующую выбоину со свистом. Мгновение Яэль летела через пыль, воздух и темноту. Руки растянулись широко, как крылья.

А затем она упала.

Дорога прижалась к ней, вдавливая свои скалистые зубы в мягкую кожу тела. Упругую кожу куртки. Боль. На несколько секунд только это и было. Укус дороги погружался – все глубже и глубже – в тело Яэль. Она пыталась кричать, но ее легкие не двигались. Ни звука. Ни воздуха.

Ни воздуха.

Ни воздуха.

Когда наконец она снова вздохнула, это было неясный, пустой вздох. Сшитый с пылью. Слишком похожий на дым.

Боль.

Яэль боялась пошевелиться. Боялась того, что обнаружит, когда это сделает. Все ее нервы были перегружены, изношены. Невозможно было сказать, откуда шла боль. Ее нога могла быть сломана. Ее ключицы – изогнуты. Ее запястье – порвано…

Наконец, ее расшевелил звук другого двигателя. Рев, затем мурлыканье, потом бормотание. Яркая фара. Четвертое место нажал на тормоз, спрыгнул со своего байка, подошел к ней. Рефлексы Яэль сработали в агонии. Тренировки Влада подействовали: извернуться, наставить пистолет, снять с предохранителя. Яэль смотрела через прицел, быстро дыша.