Теперь было ясно, что мотоцикл был за гранью спасения, излив свою собственную масляную эпитафию на песок. Но несмотря на это – несмотря на то, что Феликс ничего более не желал, кроме как чтобы его сестра бросила гонку и вернулась домой, – он продолжал работать. Колени в холодном песке, плечи сгорбились. Ветер собирался, стонал за палаткой. Песок шипел по брезенту. Кружил вокруг фонаря Феликса. Бил в его инструменты.

И все же он работал.

Партизан или нет, Феликс был хорошим братом. Адель не понимала, что имела.

Что заставило Яэль еще больше сожалеть о том, что она собиралась сделать. Возможно, ей и понадобится божья милость, чтобы вырваться вперед, но прежде чем это произойдет, ей нужен байк.

Совершенно целый «Цюндапп» Феликса стоял параллельно с ее. Все, что Яэль нужно было сделать, это сложить свою палатку и поменять кофры. Если ей повезет, ветер будет достаточно сильным, чтобы скрыть звук заведенного двигателя. К тому времени, когда брат Адель проснется, она будет уже далеко впереди. Он проведет в пустыне день-два, пока мимо не пройдет караван обслуживающих грузовиков. Настолько далеко позади, что его точно снимут с участия. Из Гонки, из мыслей.

Просто. Никакие секреты не раскрыты, никакие границы не пересечены.

Яэль жевала свое вяленое мясо и ждала, пока Феликс не упаковал свои ключи и не пошел к своей палатке. Она подождала еще несколько минут, прежде чем выбраться наружу, ее шаги были легки и тихи, когда она шла к мотоциклам. Замена кофра представлялась ей легче, чем это было в действительности. Пораженные в аварии пальцы Яэль были неуклюжими с пряжками. Песок хлестал ее по волосам, жалил сзади ее шею. Ветер усилился от порывов до устойчивой налетающей силы. Яэль пришлось закрыть лицо, когда она обернулась к палатке.

И тогда она увидела.

На самом деле, она скорее не видела. Там, где мгновения назад висел ноготь полумесяца, была только чернота. И звезды – звезды были съедены заживо, огонек за огоньком. Проглочены темнотой, которая не имела ничего общего с ночью.

Это был песчаная буря. Райнигер предупреждал ее о них. Он много их повидал в свои военные годы: стены пыли, что катились из-за горизонта, так же быстро, как рой саранчи.

– Укройся. Пережди, – говорил ей Райнигер. – Дыши коротко, так песок не попадает в легкие. Ты будешь бессильна, пока она не пройдет. Никакого света. Никакого воздуха.

Она должна была попасть внутрь. Так много звезд уже пропало, и она решилась выйти без лампы, но Яэль знала, что до ее палатки было восемь шагов. У нее не было иного выбора, кроме как бросится вперед.

Шторм – он не просто выл. Это была армия шума: режущая, скручивающая, ревущая вокруг. Пыль просочилась через трещины в ее бинты на лице, залила края глаз. Ей пришлось прокладывать свой путь против ветра, через живые реки песка у ее ног. Палатка держалась на месте, пока Яэль подсматривала дорогу к ней, кашляя так, будто от этого зависели ее жизнь.

Ей вспомнилось больше советов Райнигера: в большинстве случаев бури небольшие. Они прокатываются примерно за час. Ей придется переждать. Выдвинуться к байку через час (примерно).

Но шторм только ухудшился. «Примерно час» растянулся на два. Ветер кричал громче, и палатка клонилась все ниже и ниже, пока Яэль не уверилась, что только ее вес сохранял конструкцию на месте. Стены и пол исчезли. Это был всего лишь клубок пластика, коконом закутавший Яэль от песков.

Она спала, свернувшись калачиком в позе эмбриона, ловя обрывки снов. Иногда было трудно сказать, чтобы было сном, а что явью, потому что ее кошмары также состояли из воя и тьмы.

Но свет, наконец, появился. Утреннее солнце прорезалось через глубокий оранжевый туман. Ветер стих, облака истончились, и Яэль открыла брезент.

Земля изменилась, пустыня возродилась. Песок был везде, насколько видел глаз. Все было покрыто им, обнаружила Яэль, когда начала пробираться к мотоциклам. Палатка Феликса была наполовину засыпана, и «Цюндаппы» по спицы ушли в песок. Ей также придется откапывать мотоцикл – и быстро, если она хочет вернуться на дорогу, прежде чем Феликс проснется.

Только встав и начав двигаться к байкам, Яэль заметила неувязку в своем плане: дороги не было. Выбоины, камни, гравий – все это исчезло. Дюны простирались вплоть до моря. Было так тихо. Яэль вглядывалась в девственно чистый пейзаж. Ни ветра, ни двигателей. Солнце было высоко за горизонтом, но никто не ехал. Без дороги большинство гонщиков оказались в затруднительном положении.

По песку ехать было сложно, но не невозможно. У нее были компас и карта. И даже если те потерпели неудачу, она знала звезды. Яэль могла найти путь в Каир. С дорогой или без нее.

Это была ее божья милость. Ее шанс вырваться вперед.

Она прыгнула к байку Феликса и начала копать. Ладонями она раскопала первое колесо. Ей не понравилось то, сколько это отняло времени. Песок был шелковистым и продолжал свободно скользить обратно в траншею.

Она не сделает так со вторым колесом.

– Ада! Ты это видела?

Ужас наполнил нижнюю часть живота Яэль, когда она услышала голос Феликса. Она крутанулась вокруг своей оси, и теперь все выглядело так, будто она изучала свой сломанный мотор. Она могла видеть брата Адель через пробелы в сломанной передаче байка – потягивающегося перед своей палаткой.

Ох, как же она хотела, чтобы он продолжал спать.

– Ада? – позвал он снова. – Ты не спишь?

Яэль сунула руку в карман с П-38 и встала.

– Я здесь! Просто смотрю на двигатель.

Он улыбнулся. (Вид, который одновременно ее удивил и раздосадовал. Как он мог ей улыбаться, после всего, что она сказала и сделала? Как она могла сжимать свой пистолет, после все, что он сказал и сделал?)

– Ты действительно выцарапала его наверх, – сказал он, подходя. – Есть две большие трещины в блоке двигателя, и карбюратор полностью сломан. Я могу это исправить, но тогда нам нужно дождаться обслуживающего грузовика.

Обычно ощущение «Вальтера П-38» в ладони концентрировало Яэль: жизнь, смерть, власть. Но на этот раз она считала свой собственный пульс, стучащий по металлу. Тяжелый и рассеянный. Не готовый.

Феликс вытащил карманные часы, на которые смотрел в квартире Адель. При ближайшем рассмотрении Яэль смогла разглядеть, что часы знавали (значительно) лучшие дни. Края были затуплены и искривлены, стекло на циферблате треснуло. Феликс открыл их буквально на секунду, прежде чем снова закрыть.

– Он опаздывает. Не то, чтобы время действительно имело здесь значение. Можно с тем же успехом что-то съесть. – Он подошел к своему байку и начал расстегивать застежку кофра. – Я тут достал несколько протеиновых батончиков, если ты захочешь. Без наркотиков.

Брат Адель был неправ. Время здесь имело значение, вот почему Яэль встала за ним тенью, пока он говорил. Она вытащила свой пистолет, уставилась на мышцы спины под тонкой хлопковой рубашкой Феликса. Уже пропитавшейся потом под утренним солнцем.