там то ли птицы не туда полетят, то ли мышь запищит, то ли знамение явится неблагоприятное, но суть дела от этого не изменится, и консул останется в Риме, что будет на руку патрициям и Ганнибалу. Фламиний отдавал себе отчет в том, что представители правящей элиты способны на любую подлость, пусть даже это в какой-то мере и окажет негативное влияние на ход боевых действий. Сенаторы не скрывали своей ненависти к новому консулу, и он был готов предпринять ответные шаги. Поэтому, распустив слухи о том, что он покидает Рим по своим личным делам, Гай в начале весны тайно выехал из города и отправился к стоявшим в провинции легионам. В Риме оставался Гней Сервилий, и Фламиний не сомневался, что все необходимые обряды коллега выполнит.

Узнав об этом, сенаторы пришли в бешенство. Курия наполнилась гневными голосами, «отцы отечества» с возмущением перечисляли все проступки консула: «Гай Фламиний – говорили они – ведет войну не с одним только сенатом, но и с бессмертными богами. Еще прежде он, выбранный консулом при зловещих ауспициях, отказал в повиновении богам и людям, когда они отзывали его с самого поля битвы; теперь он, помня о своей тогдашней непочтительности, бегством уклонился от обязанности произнести в Капитолии торжественные обеты. Он не пожелал в день вступления своего в должность помолиться в храме Юпитера Всеблагого Величайшего, увидеть кругом себя собранный для совещания сенат, который его ненавидит и ему одному ненавистен, назначить день Латинского празднества и совершить на горе торжественное жертвоприношение Латинскому Юпитеру; не пожелал, совершив ауспиции, отправиться в Капитолий для произнесения обетов и затем в военном плаще в сопровождении ликторов уехать в провинцию. Он предпочел отправиться, наподобие какого-нибудь торговца, промышляющего при войске, без знаков своего достоинства, без ликторов, украдкой, как будто удалялся в изгнание. По-видимому, ему показалось более соответствующим величию своей власти вступить в должность в Аримине, чем в Риме, надеть окаймленную пурпуром тогу на каком-нибудь постоялом дворе, чем подле своих пенатов!» (Liv. XXI, 63).

Договорились до того, что решили вернуть Фламиния в Рим силой, если он не согласится возвратиться по-хорошему. Пусть, как и положено поднимется на Капитолий, совершит все обязательные жертвоприношения, исполнит необходимые обряды и только после этого отправится в провинцию. То, что в такой кризисной ситуации легионы остаются без командующего, сенаторов не волновало. Но Гай Фламиний был человеком дела, пустая болтовня не могла произвести на него впечатление. Оказавшись в провинции, он почувствовал себя гораздо увереннее, и когда к нему пришли посланцы сената Квинт Теренций и Марк Антистий с требованием вернуться в Рим, консул ответил им отказом. Ситуация с небольшими изменениями напоминала ту, что сложилась накануне битвы при Клезисе. Ничего не добившись от Гая, уполномоченные сената вернулись в Рим, а Фламиний через несколько дней вступил в должность. Во время торжественного жертвоприношения по этому случаю раненный жрецами теленок вырвался из рук служителей культа и забрызгал кровью участников церемонии, что было истолковано как дурное предзнаменование. Многие шептались по углам, что боги гневаются на консула и не принимают жертву.

Однако Фламиний не обратил на это внимания, принял под командование легионы и по горным тропам через Апеннины повел армию в Этрурию. Информация Ливия о том, что первоначально Фламиний отправился в Аримин, ошибочна, достоверным является свидетельство Полибия, который Аримин в этом контексте вообще не упоминает: «С наступлением весны Гай Фламиний со своим войском двинулся вперед через Тиррению, дошел до города арретинов и там разбил лагерь. Гней Сервилий пошел в противоположном направлении к Аримину, чтобы там поджидать вторжения неприятелей» (III, 77). Несмотря на дурное предзнаменование, боги были благосклонны к Фламинию, и римская армия благополучно перевалила через горы. Консул сделал то, что совсем недавно оказалось не по плечу Ганнибалу.

В середине марта Гней Сервилий Гемин по-прежнему находился в Риме и занимался различными религиозными церемониями. Консул периодически выступал в сенате, а «отцы отечества» продолжали негодовать по поводу действий Гая Фламиния. Разговоры уже шли о том, что раз он нарушил все мыслимые и немыслимые установления, то и консульская власть его является незаконной: «Двое консулов были избраны, – говорили сенаторы, а имеется только один. Разве есть у Фламиния законная власть? Разве есть у него право ауспиций? Власть должностного лица берет начало из дома – от государственных и частных пенатов. Консул облекается ею и несет ее с собой после того, как он справил Латинские празднества, принес жертву на Горе, произнес положенные обеты на Капитолии. А частный человек не имеет права ауспиций, и нельзя, отправившись из Рима без них, совершить настоящие ауспиции на чужой почве» (Liv. XXII, 1). Но пока сенаторы злобствовали в Риме, Фламиний в Арретии готовил легионы к грядущему сражению с пунийцами. А в том, что оно скоро состоится, консул не сомневался.

Позиция, которую занимали римские армии, представлялась идеальной. Большую роль в этом играл фактор бесперебойного снабжения легионов, поскольку на этрусской равнине между городами Фезулы и Арретием было сильно развито сельскохозяйственное производство. Римляне без проблем получали хлеб, овощи и мясо. Что же касается стратегического аспекта проблемы, то, находясь в Арретии и Аримине, консульские армии наглухо перекрывали Ганнибалу путь в Центральную Италию. Дело в том, что туда вели всего два пути – один через Апеннинские горы в долину реки Арно, а второй проходил по долине Пада до Аримина, а оттуда по Фламиниевой дроге до самого Рима. Первый был короче, но труднее, второй легче, но длиннее. Но это был чисто технический момент. Главная проблема для Ганнибала заключалась в том, что в Аримине стояли легионы Гемина, и если бы карфагеняне рискнули прорываться в этом направлении, то Фламиний мог быстро подойти на помощь коллеге. То же самое сделал бы и Гней Сервилий, если бы Ганнибал решил идти коротким путем и вступить в сражение с армией Гая Фламиния, контролировавшей долину реки Арно. Оставалось только определить, каким путем пойдет Ганнибал на Рим.

…Склонившись над картой, Фламиний водил ножнами кинжала по изображениям гор и рек, пересекающих регион, а стоявшие вокруг легаты и трибуны внимательно слушали консула, одобрительно кивая головами. Ножны скользили по карте, уперлись в Боннонию[33], а затем сместились в сторону Пистории[34]. Фламиний ровным голосом разъяснял подчиненным, почему Ганнибал в данный момент не пойдет в Этрурию коротким путем, а выберет более длинную дорогу. В этом году река Арно разлилась больше, чем обычно, и затопила громадные территории, превратив их в непроходимые болота. Перейдя через Апеннины, карфагенская армия будет вынуждена остановиться у Пистории, поскольку разлив реки помешает