Но сначала была детская влюбленность в стремительного крайка, который именно в таком амплуа и ворвался в состав бело-голубых. Уже в своей первой игре в Петровском парке он на наших глазах забил ростовскому СКА (мы с папой ходили на все московские матчи «Динамо»). И тем же летом в «Лужниках» — три мяча «Спартаку», разгромная победа над которым 4:0 стала поводом для моего мальчишеского торжества. Ведь друзья по дачному поселку, конечно же, болели за «народную» команду. И только у меня была белая футболка с численковским номером 7. И синие «семейные» трусы, над нижней кромкой которых мама нашила белые полоски.

В те годы красно-белые были не просто принципиальным соперником для «Динамо», но еще и архисложным, я бы сказал, каким-то неудобным, вне зависимости от конкретного турнирного положения. Каким, скажем, для самого «Спартака» многие годы являлось «Торпедо». Возможно, я здесь преувеличиваю, но проверять статистику не полезу. Повторяю: меня окружали исключительно «спартачи», и это создавало особую ауру.

Еврюжихин! Думал ли я, что десять лет спустя буду отчаянно бросаться в ноги кумиру, пытаясь прервать его фирменный фланговый проход. И что сам при этом буду капитаном армейской команды! Нет, не ЦСКА или СКА, а сборной советских военных специалистов. И что случится это в Африке, куда я, кстати, улетел 14 августа 1977 года — уже на следующий день после распоряжения Совета Министров СССР о направлении в Эфиопию советских военных советников. И, кстати, на следующий день после похода с отцом на победный для «Динамо» финал Кубка СССР с голевым пасом Михаила Гершковича (боже, какие детали хранит память!) и победным мячом Владимира Казаченка в ворота «Торпедо». Вот были времена: поздно спохватившись из-за хлопот с моим отъездом, папа уже не успел купить билеты на центральную трибуну стадиона в Петровском парке, и мы впервые сидели не на Северной, а за воротами.

Как сказал Владимир Маяковский: «Я недаром вздрогнул…»

Начинавшееся этими словами стихотворение посвящено дипкурьеру Теодору Нетте. С аналогичной миссией прибыл в Эфиопию и новоиспеченный сотрудник МИДа Геннадий Еврюжихин. За год до того в матче против киевского «Динамо» ему сломал ногу Леонид Буряк, и на футбольной карьере пришлось поставить крест. В 32 года. Предложение Константина Бескова помочь в спасении оказавшегося в Первой лиге «Спартака» было уже неактуальным.

А я действительно вздрогнул, даже еще не увидев его лица. Узнаваемая, почти родная фигура динамовского полузащитника. Словно письмо из дома, словно напоминание о какой-то бесконечно далекой, мирной жизни. Рядом никто не курил, но я, честное слово, даже почувствовал до боли знакомый такой легкий на свежем воздухе сигаретно-папиросный запах динамовских трибун.

Возможно, Геннадий тогда в первый и последний раз забивал мяч в ворота с камуфляжной сеткой. Из трех голов гармонично влившийся в сборную советского посольства Еврюжихин стал автором двух. А еще успел сделать голевую передачу, несмотря на тот мой жесткий подкат шипами вперед. «Терпи, Гена, это тебе не на „Динамо“ бегать! Здесь — на войне, как на войне!» — куражились «трибуны». Зрители из числа как посольских, так и военных стояли, окружив поле в контуре колючей проволоки и аплодируя каждому рывку и финту неожиданного гостя.

За кружкой весьма неплохого эфиопского пива Геннадий хлопал меня по плечу и картинно разводил руками: «Во дела! Советский дипкурьер выпивает с человеком в натовской форме!»

Почему форма была от Североатлантического союза, я уже рассказывал в той части моего повествования, где написал о расстрелянном кубинском генерале. А когда обратил внимание Еврюжихина на то, что я, достаточно крупный молодой человек, соответствую минимальному размеру SMALL куртки потенциального противника, мой собеседник, отхлебнув пива, вдруг, почти не в тему, грустно сказал: «А у нас самым здоровым был Вовка Ларин. После Вологды играет за какие-то предприятия, заводы. Не режимит. Эх…»

Больше о своем бывшем партнере Еврюжихин, увы, рассказывать не захотел. И Владимир Ларин так и остался для меня этаким загадочным метеоритом, сверкнувшим, как над Челябинском, на небосклоне нашего футбола ближе к концу 60-х.

Пишу об этом, скажем прямо, не самом видном игроке в истории динамовского клуба (хотя с 1968 по 1971 год были 70 матчей и 22 забитых мяча), потому что редкие упоминания не говорят о главном. Ни статья в Википедии, ни несколько строк в толстой книге о моей любимой команде, ни даже статистическая справка о включении Ларина в число 33 лучших футболистов страны в 69-м и о победе в составе «Динамо» в Кубке СССР на следующий год…

Чуть ли не с самого его появления в составе бело-голубых (а тогда, в 68-м, он даже был включен в символическую сборную лучших дебютантов сезона) считалось, что физически, несмотря на приличные габариты, на весь матч его не хватает. Но, даже выходя на замену, этот парень заставлял трибуны гудеть в нетерпении. Только дайте пробить! Удар Ларина был опасен, как мне казалось (простите это преувеличение 13-летнему мальчишке), даже из собственной штрафной. Владимир тщательно устанавливал мяч, пусть до ворот было метров 40, и болельщики замирали в ожидании. Вот уж где была пресловутая «пушка страшная»!

Как сейчас, помню гол в 69-м году «Спартаку» — едва ли не из центрального круга. Анзор Кавазашвили, возможно, самый ловкий и прыгучий голкипер того времени, просто взвился под перекладину, но не смог ничего поделать. А еще и мяч, попав в самую девятку, эффектно застрял между сеткой и задней частью каркаса. Еще вспоминается, как Ларин веселил трибуны, когда команде надо было потянуть время. Он подбегал к угловому флажку и корпусом закрывал мяч, попытаться выбить который из-под мощнейшей ноги было для соперника занятием совершенно бесполезным.

А вот что было дальше с любимцем публики? Знаю только, что умер Ларин в 95-м в Москве в возрасте 47 лет.

Самого же Геннадия Егоровича не стало в 98-м. Серебряный призер Евро-72, сыгравший под три сотни матчей за «Динамо», достойно продолживший карьеру в качестве ценного сотрудника дипломатической службы и отработавший на ней более двух десятков лет, не дожил до 55-ти.

Сегодня, при обилии футбола на ТВ, трудно себе представить времена, когда зарубежный футбол доходил до нас исключительно газетными и журнальными публикациями. О мировых звездах 50-х — середины 60-х мы только слышали. И любили их, как любят женщины. Ушами.

Первая возможность увидеть чемпионат мира появилась в 1966 году. Помню, как мой папа, дождавшись такого праздника, взял напрокат второй черно-белый телевизор, и мы смотрели матчи одновременно по двум каналам. Постепенно в программе передач отечественного телевидения появились матчи еврокубков. Ну а трансляции игр английского, немецкого, итальянского чемпионатов — вообще достижение относительно недавнего времени.