– Кажется, отбились, – пытаясь откашляться, просипел полковник: похоже, командуя парадом, он вдоволь наглотался дыма и пыли.

Алекс осторожно высунулся из-за бруствера.

Изрытая воронками степь изменилась до неузнаваемости. Она была буквально усеяна телами в серых бушлатах и изборождена длинными ранами гусеничных следов. Тут и там потрескивали догорающие остовы подбитых сурганских танков, горела и сухая трава, распространяя вокруг клубы удушливого дыма. Клондальские позиции тоже изрядно помяло: трупы солдат в зеленой форме и грибовидных светлых касках с широкими полями виднелись повсюду, а траншеи переднего края обороны сурганцы и вовсе почти сровняли с землей. Ветер разносил по округе клочья пахнущей машинным маслом гари и стоны раненых. Но сурганцы все же отступали: оставив убитых, танки и пехота откатывались назад, к холмистому горизонту.

– Они вернутся, – уверенно произнес Алекс.

– Вернутся. Но надеюсь, к этому времени мы будем уже далеко, – ответил полковник, и на его перемазанной сажей, как у шахтера, физиономии сверкнула улыбка.

* * *

Портал, как обычно, выбросил его посреди пустоши. Солнечный диск обжег глаза, сухой степной ветер приветливо лизнул в щеку. Иван огляделся. Руины шестнадцатой заставы остались у него за спиной, а Антария лежала сейчас по левую руку. Только вот сама пустошь, ставшая уже почти родной за столько лет, выглядела непривычно – хищно, враждебно. Горизонт укрывал далекую столицу Клондала стелющейся над самой землей густой шапкой дымов, в глубине которых время от времени зажигались короткие всполохи и спустя пару секунд докатывались сюда гулкими грозовыми раскатами. По Антарии работала сурганская артиллерия. Откуда – не понять, перспективу скрывала от глаз гряда невысоких холмов, убегавшая вдаль, на север.

Подтянув поближе тяжелый рюкзак, Ударник принялся одеваться. Белье, камуфляжные штаны, такого же окраса куртка, разгрузка с множеством карманов. Бандана цвета хаки защитит от по-зимнему холодного, но все-таки неласкового солнца. Примерно так, наверное, собирается в путь какой-нибудь контрабандист, проскользнув порталом в Центрум. Самое время почувствовать себя в его шкуре, усмехнувшись, подумал Ударник, здесь и сейчас любой человек в похожей на военную одежде может стать мишенью – не для солдат, так для мародеров. И татуха на запястье не спасет, скорее, даже навредит: пограничники теперь в Клондале не в фаворе. Что ж, приготовления окончены. Взвалив на плечи рюкзак и спрятав в наплечную кобуру «макаров» – светиться с более крупным стволом сейчас не стоило, – Иван по старой привычке потоптался, попрыгал на месте, убеждаясь, что ничего не гремит и не звенит в его нелегкой поклаже. Теперь – в путь.

Первые признаки войны показались, когда он прошагал по пыльным, осыпающимся мелким гравием холмам пару километров. Сначала в воздухе возник густой горьковатый запах – так пахнет горелая трава, пропитанная какой-то химической дрянью, а потом за очередной дюной обнаружилась воронка, почти лишенная следов вывернутой снарядом земли. Чуть поодаль виднелась еще одна и еще. А между ними угадывались разбросанные в совершенном беспорядке, присыпанные камнями и грунтом тряпичные куклы, еще совсем недавно бывшие живыми людьми. Куклы в обугленных лохмотьях застыли в странных, неестественных позах, словно желая слиться с терпеливо ожидающей их землей, и Ивану показалось, будто вместе с жизнью из них вынули форму и объем. Одна из фигур распласталась под немыслимым углом на самом краю воронки: похоже, взрывом этому солдату переломало позвоночник, а то, что Иван поначалу принял за запекшуюся кровь, оказалось осевшей на лице мертвеца бурой пылью, густо покрывающей все вокруг. Тела, тела и снова тела – в клондальской форме, в сурганской форме. Винтовка с раздробленным осколком прикладом, пробитая навылет каска тонет в песке, рядом – чья-то нога в грязном башмаке, оторванная чуть выше колена. Кто-то стонет? Нет, похоже, просто звенит в ушах. Вот она, мерзкая рожа войны. Вот оно, ее зловонное дыхание. Война пахнет гарью, дерьмом и паленым человеческим мясом.

Осторожно поглядывая по сторонам, Иван зашагал прочь, стараясь не свалиться в очередную яму и дышать как можно реже. Обогнул дымящийся панцирь сгоревшего танка, уткнувшегося порыжевшим от пламени хоботом в песок. За танком тянулась ребристая колея, по одной стороне которой погибшая машина раскатала железный язык разорванной гусеничной ленты. Снова воронка, россыпь гильз золотится в солнечных лучах, изувеченная взрывом телега тянет оглоблю в лазурное небо. Рядом – бесформенная груда горелого тряпья, истинное происхождение которой угадывается лишь по торчащему из рукава сжатому предсмертной судорогой кулаку. И тошнотворный густой запах, с каждым вдохом наполняющий легкие отравленным свинцом. Хочется уйти отсюда, но подошвы тянет к пропитанной чужой кровью земле словно магнитом.

Батальный пейзаж кончился столь же неожиданно, как и начался, и за ним вновь потянулась безрадостная и безликая степь. Хорошо, что здешние военные не жалуют противопехотные мины, иначе прогулка могла бы стать менее непринужденной, подумал Ударник, но на всякий случай дал себе зарок получше смотреть под ноги. Примерно через полчаса Иван устроил короткий привал, вытянул гудящие ноги, сделал пару глотков из фляги и, взглянув на часы, вновь взвалил на спину поклажу. Если расчеты верны, к вечеру он достигнет Ирбранда.

Старый рудник пришлось все же обойти стороной: здесь обосновался сурганский пехотный батальон. Прикрывая ладонью бинокль, чтобы не бликанул в лучах заходящего солнца, Ударник распластался на склоне песчаной дюны, разглядывая из своего импровизированного укрытия далекий Ирбранд. Между покосившимися строениями сновали серые полевые мундиры, торчали верхушки палаток, прохладный ветер доносил обрывки чужой речи и кисловатый капустный запах полевой кухни. Соваться туда сейчас не стоит: появление из ниоткуда человека в камуфляже сурганские вояки определенно воспримут как угрозу. Сначала пристрелят, а уже потом будут разбираться. Следовательно, придется идти через Гранц, а это, в свою очередь, означает неизбежную ночевку в степи. Что ж, не привыкать. Крупного зверья, за исключением человека разумного, тут не водится, так что опасаться почти нечего, если соблюдать осторожность.

Вскипятить воду на таблетке сухого спирта – та еще проблема, вот только лучшего топлива в пустошах не найти: уротропин горит почти бесцветно и в Центруме не разлагается. Слабый бледно-голубой огонек хоть и дает совсем немного тепла, но в сумерках чужого внимания не привлекает. А внимания Ивану сейчас как раз таки не хотелось. Расстелив на прохладной, не успевшей набрать тепла за день земле кусок брезента, он развернул скатанный плед из шерстяной ткани, не занимавший в рюкзаке много места, но способный защитить от ночной прохлады. Чай получился жидковатым, с противным горьковатым привкусом.

Горизонт на юго-западе сегодня багровел пуще обычного: там пылала осажденная Антария. А восточнее небосвод уже потемнел, на его иссиня-черном бархате щедро высыпали звезды. Звезды в этих широтах похожи на манную крупу: мелкие, колкие, почти не мигающие, они висят в ночном зените до самого рассвета и так же внезапно исчезают, испугавшись восходящего солнца. Иван дал себе зарок проснуться засветло и сомкнул веки. Если повезет, к полудню можно дошагать до Гранца.