Антон Степанович утром на работу приходит мрачнее тучи,Лариску в проходной встретил — при всех ее неприличным словом обозвал. Ну,народ поговорил об этом да и успокоился, потому что тут как раз все завертелосьс банком, и этот вопрос, сама понимаешь, нас всех гораздо больше интересовал.

А у Антона жена долго болела, в больнице лежала, он всеездил к ней после работы. С Лариской они не разговаривали.

А как известно стало, что Мельникова берут в банкуправляющим, то, конечно, к нему сразу другое отношение. А Лариска интриговалатам с начальством, и тоже в банк ее взяли, да не простой сотрудницей. И сталаона сразу же Ларисой Ивановной, на всех свысока смотрит, и даже Антон ничего несмог сделать, чтобы ее уволить. Но затаила она на него злобу жуткую.

— Вот интересно — за что? — сгоряча вступилая. — Ведь это она ему жизнь подпортила, она его жену в больницу уложила,это он должен ее ненавидеть!

— Ой, Женя, — вздохнула Лидия Петровна и подперлащеку рукой, — даже странно от тебя такое слышать. Ведь Антон ею пренебрег,попользовался и бросил. Такое не прощают.

Может, и так, подумала я, однако очень приятно сознавать,что кто-то пренебрег Ларисой Ивановной, уж больно мерзкая она личность.

Лидия взглянула на часы, охнула и заторопилась. Ярасплатилась и помчалась за ней, заскочив по дороге в маленький продуктовыймагазин, чтобы купить там палку полукопченой колбасы и батон. Пускай АнтонКарабасович привыкает к походной жизни!

Войдя в свой кабинет, я настороженно огляделась. На первыйвзгляд все было нормально, но папки на столе лежали не в том порядке, в каком яих оставила, а из шкафа не доносилось ни звука. Не обнаружили ли милиционерытайное убежище Мельникова? Может быть, пока я отсутствовала, его уже арестовалии увезли в тюрьму? Или он просто умер от голода, пока я наслаждалась китайскойедой?

Положив покупки на стол, я с глубоким чувством запеларусскую народную песню «То не ветер ветку клонит».

Я, конечно, помнила, что Карабас называл в качестве паролявовсе не это вокальное произведение, а какую-то оперную арию, но решила, что итак сойдет — в крайнем случае, он просто узнает мой голос. Так и вышло. В шкафупослышался громкий шорох, скрип, натужное кряхтение, дверцы распахнулись, иАнтон Степанович вывалился оттуда, как чемодан из багажного транспортера.

Лицо его было багровым от возмущения.

— Где ты пропадала столько времени?! Я уже решил, чтоты больше не вернешься! И что это ты поешь? Мы же договаривались, что ты будешьпеть арию Лизы…

— Может, я еще должна изображать ансамбль песни ипляски донских казаков в полном составе? А то и станцевать что-нибудьлатиноамериканское? — Я швырнула покупки на стол. — Вот, держите! Явсю Петроградскую сторону обегала, чтобы найти это белье, и что получаю вместоблагодарности?

— Ну, извини. — Карабас, кажется, усовестился ивзял в руки упаковку с бельем, продолжая говорить: — Ты понимаешь, я оченьволновался… тут еще без тебя приходила Гладкая…

— Что? Лариса Ивановна? — Я изумленно уставиласьна Карабаса. — Что ей тут было нужно?

— Понятия не имею… она открывала твой стол, перебиралапапки с документами и даже подошла к шкафу… представляешь, что мне пришлосьпережить?

— Да уж… — Я вспомнила, как поспешно Лариса припустилаиз китайского ресторана, и поняла, что она торопилась сюда, чтобы спокойнопорыться в моем кабинете, пока я обедаю. Вот только что она рассчитывала здесьнайти?

Поток моих мыслей прервал возмущенный возглас АнтонаСтепановича:

— Что это?

Он двумя пальцами держал купленные мной «боксеры» и смотрелна них с омерзением.

— Трусы, — спокойно ответила я. — Вы же самипросили меня купить вам белье. Между прочим, купила на свои деньги…

— Где ты это купила — на вещевом рынке? Или, можетбыть, на благотворительной распродаже? Неужели ты думаешь, что я буду носитьэту гадость?

— Трусы как трусы. — Я пожала плечами. —По-моему, довольно приличные…

— Приличные? — Он потряс трусами в воздухе. —Они изготовлены в Турции! Неужели ты думаешь, что я буду это носить? Янадеялся, что ты купишь белье марки Ardi, или Orange, на худой конец, Dim илиPelican…

— Пеликан? — переспросила я возмущенно. — Нехотите носить это — ходите в грязном! Вы мне уже осточертели со своимибесконечными капризами! И вообще, не кричите, если не хотите, чтобы сюдакто-нибудь прибежал! Или нет, кричите — вас арестуют, и я наконец свободновздохну…

Кажется, Мельников сообразил, что поднимать шум не в егоинтересах, но тут же снова повысил голос:

— Ты что, издеваешься надо мной? Ну, допустим, ты неразбираешься в марках белья, это понятно при твоем семейном положении, ивообще… но размер! Ведь это сшито на слона!

— Так! — оборвала я его возмущеннымвозгласом. — Еще раз и помедленнее. Что значит — «и вообще»?

— О чем ты? — Он несколько притих.

— Вы отлично знаете о чем! Вы только что сказали: «Притвоем семейном положении и вообще…» Что вы конкретно имели в виду? Поясните длянепонятливых!

— Ничего такого! — заюлил Карабас. — Я уже непомню… так, вырвалось… и вообще, извини, если что не так! Но только этотразмер… Эти трусы сшиты на штангиста-тяжеловеса или на японского борца сумо!

— Ничего страшного! Лучше чересчур большой размер, чемслишком маленький. В конце концов, можно укоротить резинку.

— Неужели ты думаешь, что я такой толстый? — неунимался Карабас, рассматривая трусы.

— Только мне и дел, что думать о размерах вашейзадницы! — фыркнула я.

— Ты говоришь, можно укоротить резинку? —проговорил он задумчиво, убедившись, что другого выхода я ему неоставила. — Может быть, ты это сделаешь?

— Ну уж нет! — отрезала я. — Сами занимайтесьсвоими трусами. Вы же только что сказали — «при моем семейном положении, ивообще»… Я и так сделала все, что смогла. Между прочим, угробила на ваши делавесь свой обеденный перерыв… еле успела перекусить!

— Перекусить? — повторил он, как эхо. — А мнеты ничего не принесла? Знаешь, я так проголодался…

— Вообще-то принесла, — смилостивилась я. —Но если будете капризничать — ничего не получите!

— Не буду! — пробубнил Антон Степанович голосомобиженного ребенка.

— Ладно, на этот раз поверю! — И с этими словами явыложила на стол колбасу и батон.

Все-таки я не настолько жестока, чтобы морить человекаголодом. Даже если он капризный, склочный, вредный, вздорный… в общем, состоитиз одних недостатков.

Карабас уставился на принесенные мной продукты в молчаливомизумлении. Я подумала, что он онемел от счастья, но оказалось, что дело совсемне в этом.