к нему с широкой улыбкой, готовая дать еще один автограф, и осеклась.

Стефано.

Он стоял в безукоризненном смокинге, белой рубашке и черном галстуке-бабочке. Совершенство его костюма резко контрастировало со всем остальным. Его волосы были более непослушными, чем она видела их раньше, а вездесущая тень щетины на его лице теперь больше походила на бороду. Она крепко сжала кулаки.

— Твое выступление было великолепно, — сказал он грубым голосом, как будто почти забыл, как говорить, совсем как в тот первый день, когда она встретила его в дверях замка, похожего на какого-то готического героя.

Но он не был героем. Он был просто человеком. И она знала, что ее выступление, эмоции и боль — все это было связано с потерей его.

— Спасибо.

Интересно, услышал ли он это в ее музыке? Что бы он подумал, если бы знал?

Резкий порыв ветра пронесся по узкой улочке мимо двери сцены. Она дрожала, но не от холода. Стефано стоял перед ней. Он всегда был достаточно теплым, чтобы согреть ее. Она рефлекторно впилась пальцами в ладонь и начала массировать больные связки.

Стефано сделал шаг вперед и нахмурился.

— Тебе больно?

Больно? Боль была неумолимой — почти как живое существо, грызущее ее изнутри день за днем. Если бы не ее музыка, боль сломала бы ее безвозвратно. И да, она все еще чувствовала себя так, словно ей чего-то не хватает.

Люси отступила на полшага. Лучше это, чем броситься в его сильные руки и надеяться, что он поймает ее, когда ноги предательски подкосятся.

— У меня все хорошо. Что ты здесь делаешь, Стефано?

— Я пришел сюда ради твоего выступления… Я пришел сюда, чтобы увидеть тебя.

Сердце застучало сильнее. Позади нее открылась дверь сцены. Несколько ее коллег-музыкантов вышли и остановились.

— Ты в порядке, Люси? Уверена, что не зайдешь выпить?

Она могла уйти с этими людьми, чьим обществом наслаждалась, и навсегда сбежать от Стефано. Но нужно было расставить точки в этих отношениях.

Приятели ушли, и она перевела взгляд на Стефано. Его взгляд не отрывался от нее. Он оглядывал ее, словно искал недостающие фрагменты. Он не должен искать их здесь. Она оставила их в его замке, когда вышла через большие деревянные двери, стараясь не оглядываться, чтобы посмотреть, наблюдает ли за ней Стефано.

— Позволь подвезти тебя до отеля.

Он указал на черный лимузин, стоявший в темноте. Люси покачала головой. Стоять в нескольких шагах от него было уже достаточно плохо. Она никогда не справится с тем, чтобы сидеть с ним взаперти в салоне машины.

— Ночь хорошая, и идти недалеко.

Люси посмотрела на небо. Огни города оттенили большую часть звезд. В отличие от замка Стефано, где в ту ясную ночь на крепостном валу ей казалось, что она может дотянуться до небес. А потом, в башне вместе с ним, она так и сделала.

— Я пойду пешком.

— Позволишь пройтись с тобой?

Ей нужно было выяснить, почему он здесь. Любопытство победило.

— Конечно. Почему нет?

Люси медленно вздохнула и обхватила себя руками за талию.

Стефано шагнул вперед. Остановился.

— Тебе холодно? Возьми мой пиджак?

Он нерешительно подошел к ней. Она не возражала. Отчасти потому, что замерзла. Но отчасти просто хотела, чтобы он был рядом, хотя бы на несколько мгновений.

Стефано осторожно накинул пиджак ей на плечи, и тепло ткани от жара его собственного тела поглотило ее. Его запах был свежим, как зима, и густым, как пряности.

Когда он отошел, его глаза сверкнули в свете уличных фонарей, как черные бриллианты.

— Я знаю, ты не любишь холода.

— Спасибо.

На ресницах задрожали слезы, но плач не принес бы ей ничего, кроме опухших глаз и красного носа.

Люси пошла, радуясь, что на выступление надела балетки. Стефано повернулся и в несколько шагов догнал ее.

— Хорошо выглядишь, — сказал он.

Слышать это было приятно, но она знала, что это просто вежливость. Она выглядела изможденной. Темные круги под глазами от бессонных ночей было не так легко скрыть косметикой. По ночам, с тех пор как она покинула Лассерно, она много думала о нем, о своей жизни, о своей карьере… Все это было нелегко.

— Как и ты.

В ее словах было больше правды, чем в его, хотя что-то в нем казалось диким. Его фигура стала стройнее, чем несколько недель назад.

Стефано издал звук, похожий на фырканье. Презрительный звук, как будто он ненавидел эту высокопарную формальность так же сильно, как и она.

Парижане суетились вокруг них. Город любви был еще жив в это время. Во рту у нее остался горький привкус, глубоко внутри все сжалось от боли: она была рядом с мужчиной, в которого влюбилась, но не с ним.

— Я рад, что ты вернулась в свой оркестр.

Люси посмотрела на него. Слова были произнесены с видом человека, знающего всю подноготную. Новость о ее возвращении была достоянием общественности в Интернете. Путь, который ей пришлось для этого пройти, был не так освещен, и Люси стало интересно, что про это знает Стефано.

— Я взяла то, что принадлежит мне по праву.

Она отказалась смириться с тем, как с ней обращались. Дала понять, что травма произошла не по ее вине и все слухи были только слухами. Без доказательств. Ей нравилось думать, что в конце концов, все раскусили ложь. Чего она никак не ожидала, так это поддержки со стороны других членов оркестра, которые ценили ее лидерство. Потом были письма от поклонников, которые желали ей выздоровления и с нетерпением ждали ее возвращения.

— Как ты? — спросил он.

Они почти добрались до ее отеля. Она скажет ему «спокойной ночи», и они расстанутся. У них были разные пути. Все, что у нее осталось, — пустое место в сердце, где был он, которое сегодня вечером она заполнила музыкой. Она вернется в Зальцбург, и они оба будут жить дальше.

Она не знала, почему эта мысль казалась ей подобна смерти.

— Я подумываю уволиться, — сказала она.

— Нет! Люси, ты не можешь. Неужели этот ублюдок Виктор…

— Это не имеет к нему никакого отношения.

Яростная защита Стефано тронула ее, но Люси отказывалась придавать ей значение. Он ясно выразился в тот день, когда она ушла из его жизни и вернулась в свою собственную.

— Я бы не уволилась из-за этого человека — не после того, как боролась за сохранение своего положения. Тот факт, что я вернулась в оркестр, показывает, что его подрыв моей репутации не сработал. В конце концов, я победила. Он проиграл.

Теперь она поняла правду.