Эти слова Йоханнес пропустил мимо ушей. Теплые солнечные лучи пронзили его сердце, наполнив светом и негой.

Изыскатель отвел Йоханнеса в холодный дом доктора Цифры. Солнечные образы еще какое-то время витали в его душе, но постепенно истаяли, и к концу дня в ней вовсе потемнело.

Возвращаясь домой, из насыщенного вечернего воздуха Йоханнес вдыхал влажные весенние запахи. На тесных улочках не дышалось полной грудью, и лишь на открытых площадях его носа достигали живые пригородные ароматы трав и клейких листочков. Весна здесь проявлялась в виде мирно плывущих облаков и нежно-красного зарева в западной части неба.

Сумерки развесили над городом мягкую пелену, пепельную, тонких, пастельных оттенков. На улицах стало тихо, лишь шарманка напевала вдалеке грустную мелодию. На фоне малиновой вечерней зари дома выглядели черными многорукими призраками, возводящими к небу затейливые башенки и дымоходы.

Солнце будто дружески улыбнулось Йоханнесу, на прощание протянув городу последние лучи. Эта была улыбка, извиняющая глупость. Ласковый ветерок погладил Йоханнеса по щекам.

И вот тогда сердце Йоханнеса захлестнула тоска, столь щемящая, что идти дальше не было сил, и, глубоко вздохнув, он вскинул голову к небу. Весна звала его, и он услышал ее зов. Он хотел ответить, хотел двинуться ей навстречу. Обуреваемый чувствами раскаяния, любви и прощения, он с тоской смотрел в небо, и глаза наполнялись слезами.

– Пошли, Йоханнес! Веди себя прилично, люди оглядываются! – тормошил его Изыскатель, дергая за незримую ниточку.

Постылые вереницы однотипных домов тянулись по обеим сторонам улицы, нарушая гармонию теплого вечера, диссонируя с голосами весны. Люди сидели на верандах, наслаждаясь теплом. Йоханнес воспринял это как насмешку. Замызганные двери были настежь открыты, убогие жилища без зазрения выставлены напоказ. Далекая шарманка все так же вымучивала из себя заунывную мелодию. «О! Вот бы сейчас улететь отсюда! Далеко-далеко! В дюны, к морю!» – подумал Йоханнес.

Но и Йоханнесу пришлось-таки вернуться в свою душную комнатку, где он в ту ночь не сомкнул глаз.

Йоханнес вспоминал отца, их длинные совместные прогулки, во время которых он то и дело чуть отставал от отца, а тот, замедлив шаг, чертил буквы на песке; пришли на память и фиалковые полянки, которые они вдвоем непременно отыскивали. Образ отца преследовал Йоханнеса всю ночь: он видел перед собой любимое лицо, на которое с нежностью смотрел вечерами при тусклом свете лампы, прислушиваясь к скрипу его ручки.

Каждое утро он умолял Изыскателя позволить ему хоть на денек отлучиться домой, к отцу, и хоть одним глазком взглянуть на сад и дюны. Йоханнес теперь не сомневался, что любит отца больше, чем Престо и свою детскую комнату, – скучал он именно по нему.

– Скажи, по крайней мере, как он поживает и сердится ли на меня все еще из-за моего долгого отсутствия, – просил Йоханнес.

Изыскатель пожимал плечами:

– Даже если я и скажу, что толку?

Весна тем временем звала Йоханнеса все громче. Каждую ночь ему снился темно-зеленый мох на склонах дюн и шаловливые солнечные лучи в молодой зелени.

«Так больше не может продолжаться, – думал Йоханнес. – Я больше этого не вынесу».

Часто, когда сна не было ни в одном глазу, он вставал с постели, подходил к окну и смотрел в ночь. Сонные, пуховые облака лениво проплывали в мягком свете полной луны. Он представлял, как далеко-далеко спят дюны и кустарники, где не трепещет ни один молодой листик и пахнет влажным мхом и березовыми почками. Слышалось, как, робко набирая силу, таинственным гулким пассажем разносится над спящими лугами хор лягушек, как одинокая птица пытается солировать в торжественной тиши, то вкрадчиво вступая, то обрывая трель, словно боясь нарушить поэтику ночи. Она звала Йоханнеса, все звало его. Он обхватил голову руками и заплакал:

– Не могу больше! Не могу этого вынести. Лучше умереть.

Когда на следующее утро Изыскатель разбудил Йоханнеса, он все еще сидел на подоконнике, уткнувшись головой в коленки.

Дни становились длиннее и теплее, но ничего не менялось. Йоханнес не умер, тяжелым грузом продолжая носить в себе свое горе.

Как-то утром доктор Цифра сказал Йоханнесу:

– Поедем со мной, я должен навестить больного.

Доктор Цифра стяжал славу ученого человека, и многие обращались к нему за помощью, борясь с болезнями и отдаляя смерть. Йоханнес уже не раз сопровождал доктора во время его врачебных визитов.

Изыскатель пребывал в то утро в превосходнейшем расположении духа. Он стоял на голове, кувыркался, пританцовывал и строил рожи, при всем при этом многозначительно улыбаясь, словно приготовил Йоханнесу сюрприз. Подобные всплески безудержного веселья не на шутку пугали Йоханнеса.

Доктор Цифра, как всегда, сохранял серьезность.

На сей раз им предстоял неблизкий путь: сначала поездом, потом пешком. Йоханнеса еще ни разу не брали с собой за город.

Денек выдался лучше некуда. Из окна поезда Йоханнес любовался проносившимися мимо зелеными лугами, на которых лохматыми метелками цвела трава и паслись коровы. Белые бабочки порхали над цветочным морем, а воздух подрагивал от летнего зноя.

Йоханнес ощутил внезапное волнение – там, впереди, взору открывались муаровые дюны!

– Ну вот, Йоханнес! – усмехнулся Изыскатель. – Теперь твое желание наконец исполнится!

Не веря Изыскателю, Йоханнес во все глаза смотрел на дюны, которые вот-вот нагонит поезд. Вытянутые канавы по обеим сторонам железной дороги вращались каруселью, потом замелькали отдельно стоящие уютные домики, а вслед за ними деревья: густые цветущие каштаны, обвешанные крупными белыми и красными кистями, голубовато-зеленые сосны, осанистые липы.

Это была правда – он снова видит дюны!

Поезд остановился, и троица продолжила путь пешком, под тенистой листвой.

Вот и темно-зеленый мох, солнечный свет в кронах деревьев, запах березовых почек и сосновых иголок.

«Это правда? Неужели это правда? – думал Йоханнес. – Неужели снова счастье?»

С сияющими глазами и колотящимся сердцем, Йоханнес начал верить в свое счастье. Он узнавал деревья, землю, лесную тропинку, истоптанную им вдоль и поперек.

На тропинке они были одни. Йоханнес, тем не менее, постоянно оглядывался, будто заметив слежку. Ему казалось, что за дубами кто-то прячется, но кто – было не разобрать.

Изыскатель хитро поглядывал на Йоханнеса.

Доктор Цифра двигался широким шагом, потупив взгляд.

Дорога становилась все более знакомой, Йоханнес знал здесь каждый камень, каждый куст. И вдруг он вздрогнул – перед ним во всей красе предстал его собственный дом.

В фасонистом наряде из белых цветков каштан раскинул у дома свои гигантские ветви с пятипалыми листьями.