летит в мою голову с расстояния, казавшегося огромным. Да и пара моих бесполезных запрокинутых назад рук тоже мне как будто не принадлежала. Что и хорошо, так как в противном случае я бы очень в них разочаровалась. Мои огромные резиновые губы раззявились, а голова под действием ударов Линды моталась взад-вперед. Как ей удается наносить их с такой скоростью? Есть ли в толпе спортивные агенты, подыскивающие боксеров? Меня избивают до смерти. Помогите.

А потом это прекратилось.

Когда я посмотрела вверх, Линду держал Трагический продавец хот-догов. Он не велик ростом, однако каким-то образом умудрился поднять ее над землей, вероятно, чтобы увернуться от ударов бешено лягавшихся ног.

Трагический продавец хот-догов — это лесозаготовщик, превратившийся в неудачливого предпринимателя — торговца хот-догами, катавшего свою тележку по центру Смитерса в тщетной надежде набрести на покупателей. Он вечно применял различные маркетинговые ходы. Одно время раздавал кусочки сосисок и булочек в качестве образцов своей продукции. Люди буквально пускались в бегство, когда он подходил к ним, зажав в надетой на руку полиэтиленовой перчатке булочку от «Чудо-хлеба»[35] с отрезанным механическим ножом кусочком мяса. Тогда он обижался и поворачивался к своей хот-до-говой тележке, бормоча что-то и тряся головой. Стоило какому-нибудь приезжему купить у него по акции хот-дог, как он приободрялся, и лицо его приобретало нелепое, исполненное надежды выражение. Это мой любимый торговец из центра города, хотя даже я вынуждена признать, что ему, вероятно, пришлось бы полегче, если бы он оставался у себя в лесной чаще, а не гнался за мечтой о собственном бизнесе.

Слава богу, что он оказался рядом, иначе Линда, наверное, продолжала бы изображать из себя Мохаммеда Али до тех пор, пока не нанесла бы мне непоправимые увечья. Когда он ее от меня отодрал, я, должно быть, плакала или что-то типа того, потому что мое лицо было мокрым и я почти ничего не видела. Соль от слез разъедала рану на губе. Когда я принялась вытирать глаза рукой, она оказалась вся в крови. Тогда я впала в истерику: у меня рассечен глаз! О боже. Прямо как в «Рокки». Если бы у меня был помощник, то именно в этот момент я бы велела ему вскрыть мне распухшее веко, чтобы я смогла закончить бой.

Я вглядывалась в окружающих в поисках своего помощника, плохо соображая, что происходит, и тут до меня дошло, что я всего лишь пай-девочка, которую отхерачила какая-то чокнутая с волосами-перьями.

Видимо, я начала скулить по поводу своего рассеченного глаза и вообще, так как Кевин и Джек велели мне заткнуться.

— Это всего лишь нос, дура.

— Да у нее и морда вся в кровище.

— Жесть!

Потом человек-хот-дог, продолжая удерживать бешеного дога Линду, велел мне двигать к дому. Прямо как в кино. Одна часть меня не желала уходить до тех пор, пока эта психанутая не уймется. В том смысле, что я была сильно избита, ревела и все такое, однако надеялась, что вынужденное пребывание в лапах продавца хот-догов не наведет Линду на ложную мысль, что ей пока еще не удалось вышибить из меня весь дух.

Парни были раздражены. Когда я шла мимо них, они смотрели на мою окровавленную, в слезах и соплях физиономию с отвращением. Я выглядела как жертва автокатастрофы. Джек был даже как будто расстроен.

— Я же говорил. Надо было меня послушать. Я же говорил, что она тебя достанет, — повторял Джек, пока Кевин не зашипел на него:

— Заткнись, чувак, пошли.

Когда я взобралась на холм и вышла на дорожку, ведущую к нашему дому, у меня раскалывалась голова. Все тело ныло от боли. Меня трясло как ненормальную, намного сильнее, чем в тот раз, когда Линда кинула в меня камень и поранила мне скальп, хотя тогда крови было гораздо больше. Мама домой еще не вернулась, папа был в полуподвале, а Макгрегор где-то гулял. Я зашла в ванную, чтобы умыться; по крайней мере, именно это я собиралась сделать, но посмотрела на себя в зеркало и пришла в полный восторг. Потрясающе, насколько чудовищно выглядела моя физиономия, вся в крови и грязи.

Немного полюбовавшись на себя в зеркало, я, вся такая звезда сцены, решила, что кто-то ведь должен меня увидеть до того, как я все это смою. Было интересно, как отреагируют мама и папа. Учинят самосуд? Отправятся в отделение Канадской королевской конной полиции и потребуют голову Линды на блюде? Или погрузятся в автомобиль с ружьями наготове и Макгрегором, прикрывающим тыл большой рыболовной сетью, и схватят Линду, чтобы отомстить ей за причиненное нашему клану зло? А может, мы все наденем боевые цвета нашей банды, запрыгнем в машину с низкой посадкой и поедем мочить эту суку, которая осмелилась связаться с нашей группировкой? Все эти сценарии настолько улучшили мне настроение, что я почти перестала замечать, как болит лицо, да и вся голова.

Я восседала на унитазе, придумывая варианты возмездия, когда услышала, как в дом входит мама, зовет снизу папу и здоровается с Макгрегором. Настал момент для моего торжественного выхода.

Я подождала, пока не убедилась, что все на кухне. Выдержала паузу, чтобы, прежде чем войти, напустить на себя нужный вид. Я старалась принять позу, соответствующую чему-то среднему между образами крутого и непобедимого Билли Джека[36] и уродливо-привлекательного Человека-слона[37].Убедившись, что немного пошатываюсь и что взгляд у меня блуждает (чтобы показать, в каком я шоке), я вошла в кухню.

Я испытала удовлетворение, когда их разговор разом прекратился. Может, они особо в тот момент и не разговаривали, но если бы и разговаривали, то, уверена, замолчали бы. Отец посмотрел на меня и с неподдельным чувством в голосе произнес:

— Господи Иисусе.

Мама повела себя менее оригинально: она тут же заплакала. Это был какой-то странный плач. Тихие, приглушенные всхлипывания, ни к кому конкретно не обращенные. Она закрыла глаза руками, совсем как маленький ребенок, который плачет навзрыд и несчастен, как может быть несчастен только ребенок. Это было просто ужасно. Совсем не то, на что я рассчитывала. У мамы был такой вид, будто кто-то сделал ей по-настоящему больно. Хуже того, когда я повнимательнее взглянула на Макгрегора, тот тоже плакал. Этого уж я совсем не хотела. Он был маленьким, зареванным и расстроенным.

О господи. Это была плохая идея. А я-то думала, будет прикольно.

Я стояла, как идиотка, пока не подошел папа и не сказал:

— Пойдем, тебе надо умыться.

Мы вышли из кухни, где по-прежнему плакали мама и Макгрегор.