– Хорошо, сэр. Но смотрите, чтоб она больше не пила.

Я не ответил. Я взял ее под руку и завел обратно.

– Слава богу, вы спасли мне жизнь, – сказала она.

Ее ляжка стукалась о мою.

– Нормально. Меня зовут Хэнк.

– Я Мэри-Лу, – представилась она.

– Мэри-Лу, – сказал я. – Я тебя люблю. Она рассмеялась.

– Кстати, ты ведь не прячешься за столбами в оперном театре, правда?

– Я ни за чем не прячусь, – ответила она, выпячивая груди.

– Еще выпить хочешь?

– Конечно, только мне больше не нальют.

– На этом ипподроме не один бар, Мэри-Лу. Давай сбегаем наверх. И веди себя тихо. Стой сзади, я принесу тебе стакан. Что ты пьешь?

– Что угодно, – ответила она.

– Скотч с водой сойдет?

– Конечно.

Остаток программы того дня мы пили. Она принесла мне удачу. Я выиграл два из последних трех.

– Машина с тобой? – спросил я.

– Я приехала с каким-то придурком, – ответила она. – Забудь про него.

– Если ты это можешь, то и я смогу, – сказал я.

Мы свернулись с нею в машине, и ее язык замелькал у меня во рту, словно крохотная заблудившаяся змейка. Потом мы развернулись, и я поехал по побережью. Счастливая ночь стояла. Я взял столик с видом на море, мы заказали выпить и стали ждать бифштексов. Все на Мэри-Лу таращились. Я склонился и зажег ей сигарету, думая: вот эта будет хороша. Все знали, о чем я думал, и Мэри-Лу это знала, и я улыбнулся ей над пламенем.

– Океан, – сказал я, – посмотри вон туда, бьется, ползает взад-вперед. А подо всем этим – рыба, бедная рыба дерется друг с дружкой, пожирает друг дружку. Мы – как те рыбы, только мы наверху. Одно неверное движение, и тебе конец. Приятно быть чемпионом. Приятно соображать, что делаешь.

Я вытащил сигару и закурил.

– Еще выпьешь, Мэри-Лу?

– Давай, Хэнк.

Есть такое место. Тянется вдоль моря, его выстроили над морем. Старенькое, но отмечено классом. Мы взяли комнату на первом этаже. Слышно, как внизу шевелится океан, слышно волны, пахнет океаном, чувствуешь, как накатывает и откатывает прилив, накатывает и откатывает.

Я с нею не спешил, пока мы выпивали и разговаривали. Затем подошел к тахте и сел рядом. Мы что-то сотворили – смеясь, болтая и слушая океан. Я разделся, но заставил ее остаться в одежде. Потом отнес ее на кровать и, ползая сверху, наконец вытащил ее из платья и проник внутрь. Вставить было трудно. Потом она поддалась.

Тот раз был одним из лучших. Я слышал воду, слышал, как накатывает и откатывает прилив. Как будто кончаешь вместе со всем океаном. Казалось, будто снова и снова. Затем я скатился.

– Ох, господи боже, – сказал я, – ох, господи боже мой!

Уж и не знаю, как господи боже вечно в такое встревает.

На следующий день мы забрали кое-что из ее пожитков в мотеле. Внутри сидел мелкий темный парень с бородавкой на носу. Выглядел он опасным.

– Ты идешь с ним? – спросил он у Мэри-Лу.

– Да.

– Ладно. Удачи. – Он закурил.

– Спасибо, Гектор. Гектор? Что это еще за имя?

– Пива хочешь? – спросил он у меня.

– Конечно.

Гектор сидел на краю кровати. Сходил на кухню и достал три пива. Хорошее пиво, импортное, из Германии. Он открыл бутылку для Мэри-Лу, налил немного в стакан. Потом спросил меня:

– Стакан?

– Нет, спасибо.

Я встал и перехватил у него бутылку. Мы сидели и молча пили пиво. Затем он спросил:

– Ты достаточно мужик, чтоб ее у меня забирать?

– Черт, не знаю. Это ее выбор. Если она хочет остаться с тобой, она останется. Почему у нее самой не спросишь?

– Мэри-Лу, ты останешься со мной?

– Нет, – ответила она, – я еду с ним.

Она показала на меня. Я чувствовал себя важным. Я уступил столько женщин стольким чужим парням, что хорошо мне было уже от того, что все оборачивается другим концом. Я зажег сигару. Затем поискал глазами пепельницу. А, вот она где, на комоде.

В тот момент мне случилось посмотреть в зеркало – проверить, насколько я похмельный, – и я увидел, как Гектор бросается на меня, точно дротик к мишени. У меня в руке по-прежнему была пивная бутылка. Я развернулся, и он вписался прямиком в нее. Я поймал его в челюсть. Весь его рот превратился в кровь и выбитые зубы. Гектор упал на колени, с криком зажимая пасть обеими руками. Я увидел у него в руке стилет и выбил его ногой. Поднял, оглядел. Девять дюймов. Я стукнул по кнопке, и лезвие прыгнуло в рукоятку. Я положил стилет в карман.

Затем подошел к плачущему Гектору и дал ему пинка под зад. Он растянулся на полу, не переставая рыдать. Я шагнул через него и глотнул из его бутылки.

Потом подошел и заехал Мэри-Лу. Та завопила.

– Пизда! Ты ведь это подстроила, правда? Ты ведь хотела, чтоб эта макака меня ухайдакала за паршивые четыре-пять сотен в кошельке!

– Нет, нет! – закричала она. Она плакала. Они оба плакали.

Я еще раз ей съездил.

– Вот так ты это делаешь, пизда? Убиваешь мужиков за пару сотен?

– Нет, нет, я ЛЮБЛЮ тебя, Хэнк, я ЛЮБЛЮ тебя!

Я схватил это ее синее платье за воротник и рванул сбоку до самой талии. Мэри-Лу не носила лифчика. Этой суке он был просто не нужен.

Я вышел оттуда, выбрался наружу и поехал к ипподрому. Две или три недели после этого я то и дело озирался. Нервы. Ничего не случилось. Я никогда больше не видел на бегах Мэри-Лу. И Гектора тоже.

После этого деньги как-то растаяли, и вскоре я перестал ездить на бега и сидел в квартире, дожидаясь, когда истекут мои 90 дней отпуска. Нервы были на пределе от всего выпитого и от напряга. Не нова история о том, как бабы налетают на мужика. Только подумал, что можно передохнуть, глядь – еще одна. Через несколько дней после возвращения на работу появилась следующая. Фэй. Седая, носила только черное. Говорила, что протестует против войны. Если хочет, пусть протестует, мне-то что. Она была в некотором роде писательницей и ходила в пару литературных мастерских. У нее водились идеи по поводу Спасения Мира. Если хочет спасти его для меня, я тоже не возражаю. Она жила на алименты от бывшего мужа – у них было трое детей, – и мать время от времени тоже присылала ей деньги. За всю жизнь Фэй работала где-то один-два раза, не больше. А тем временем Дженко загрузился новой кучей дерьма. Из-за него я каждое утро отправлялся домой с головной болью. Меня в то время постоянно останавливала полиция. Казалось, стоило посмотреть в заднее зеркальце, как там возникали красные мигалки. Патрульная машина или мотоцикл.