Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она не умрёт, там такая грязь. — Дарла начала плакать.Понятное дело, подумала Лизи, раз я здесь, можно дать волю эмоциям. Вам никогдане приходило в голову, что у маленькой Лизи могут быть свои проблемы?
Дарла высморкала сначала одну ноздрю, потом вторую натемнеющую лужайку Аманды, чего никогда не позволила бы себе настоящая леди.
— Жуткая грязь, и, возможно, ты права, возможно, «Грин-лаун»очень даже ей подойдёт… это частная клиника… лишнего там не скажут… я просто незнаю… может, ты всё-таки сможешь её уговорить, наверное, сумеешь, она тебяслушается, всегда слушалась, я просто ума не приложу, что…
— Пойдём, Дарла. — Голос Лизи звучал успокаивающе, и ейвдруг открылось: сигареты ну совершенно не нужны. Сигареты — это дурнаяпривычка ушедших дней. Сигареты мертвы, как и её муж, потерявший сознание вовремя выступления и вскорости умерший в больнице в Кентукки, бул, конец. И онахотела держать в руке не «Салем лайтс», а черенок этой серебряной лопаты.
Вот что её успокаивало, и при этом не требовалась зажигалка.
Это бул, Лизи.
Она снова услышала эту фразу, когда включила свет на кухнеАманды. И опять увидела его, направляющегося к ней по укрытому тенью лугу задомом в Кливс-Миллс, где находилась её квартира. Скотта, который мог бытьбезумным, Скотта, который мог быть храбрым, Скотта, который мог быть и тем, идругим одновременно при определённых обстоятельствах.
И это не просто бул, это кровь-бул!
Квартира, где она научила его трахаться, где он научил еёговорить «долбаный» вместо «грёбаный», где они учили друг друга ждать, ждать,ждать ветра перемен. Скотт шагал сквозь густую смесь цветочных ароматов, потомучто с той стороны стояли теплицы, окна которых вечером раскрывали дляпроветривания. Скотт шагал, окутанный всеми этими ароматами, вечером, в концевесны, к фонарю, который горел над дверью чёрного хода её квартиры. Онадожидалась его на пороге. Злилась, но не так чтобы очень. Пожалуй, была дажеготова помириться. В конце концов, её динамили и раньше (но не он), и у неёбыли бойфренды, которые на поверку оказывались любителями выпить (в том числе ион). Но когда она увидела его…
Своего первого кровь-була.
А теперь она видела второго. Кухня Аманды была замазана,забрызгана, залита, как сказал бы Скотт (обычно плохо имитируя ГовардаКосела[33]), кларетом. Красные капли на весёленьком жёлтом пластике столика устены. Красное пятно на стеклянном окошке микроволновки, много красного налинолеуме. Кухонное полотенце на раковине, пропитанное красным.
Лизи посмотрела на всё это и почувствовала, как учащённо забилосьсердце. Это естественно, сказала она себе, обычная реакция нормального человекана кровь. Плюс подходил к концу длинный, полный переживаний день. Ты должнапомнить, что всё выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле. Ты можешьпоспорить на что угодно, что она сознательно разбрызгивала кровь… Аманда всегдастремилась драматизировать ситуацию. А ты видела кое-что похуже, Лизи. Кпримеру, рану на животе вокруг пупка. Или Скотта в Кливсе. Согласна?
— Что? — переспросила Дарла.
— Я ничего не говорила, — ответила Лизи. Они стояли вдверях, глядя на свою несчастную старшую сестру, которая сидела за кухоннымстолом (также с поверхностью из жёлтого пластика), наклонив голову, с упавшимина лицо волосами.
— Ты сказала. Ты сказала «согласна».
— Хорошо, я сказала «согласна», — резко ответила Лизи. —Добрый мамик учила нас, что у тех людей, которые говорят сами с собой, естьденьги в банке. — И деньги у неё были. Благодаря Скотту она «стоила» порядкадвадцати миллионов долларов, чуть больше или чуть меньше, в зависимости оттекущих биржевых котировок государственных облигаций и некоторых акций.
Но деньги не так много значат, когда ты стоишь на залитойкровью кухне. Лизи задалась вопросом: а может, Анди никогда не использовалаговно только потому, что просто не додумалась до этого? Если так, то этоистинный подарок Господа, не правда ли?
— Ты убрала ножи? — строго спросила она Дарлу.
— Разумеется, убрала, — с негодованием ответила та… но всётак же тихо. — Она сделала это осколками грёбаной чайной чашки. Пока я писала.
Лизи уже решила, что при первой возможности закажете«Уол-Марте» новые чайные чашки. Жёлтые, чтобы подходили к остальной кухне, нотолько пластиковые и с наклейкой на дне «НЕБЬЮЩАЯСЯ ПОСУДА».
Она опустилась на колени рядом с Амандой, попыталась взятьеё за руку.
— Руки она и порезала, — предупредила Дарла. — Обе ладони.
Очень осторожно Лизи сдвинула кисти Аманды с её коленей.Перевернула их, и её передёрнуло. Кровь в порезах начала сворачиваться, и темне менее у неё заныло в желудке. И, конечно же, порезы заставили её опятьвспомнить о Скотте, выходящем из тёплой темноты и протягивающем руку, с которойкапала кровь, словно предложение любви, словно искупление страшных грехов:напившись, он забыл про их свидание. И после этого они назвали Коула безумцем?
Аманда рассекла ладони по диагонали, от основания большогопальца до основания мизинца, разрезав линию жизни, линию любви и все остальныелинии. Лизи понимала, как она разрезала первую ладонь, но вторую? Это было ойкак непросто. Но ей это удалось, а потом она побродила по кухне, оставляя своиследы: «Эй, посмотрите на меня! Посмотрите на меня! Ты не чокнутая крошка номерраз, номер раз — это я! Анда — чокнутая крошка номер раз, будь уверена». Иуспеть это за те короткие мгновения, которые Дарла провела в туалете, сливаянемного лимонада и вытирая старую мочалку? Да, Аманда, ты ещё и дьявольскибыстрая крошка номер один.
— Дарла… тут пластырем и перекисью водорода не обойдёшься.Её нужно отвезти в больницу.
— О чёрт! — воскликнула Дарла и снова заплакала. Лизивзглянула в лицо Аманды, едва просматривающееся сквозь локоны.
— Аманда.
Ничего. Никакой реакции.
— Анда.
Тот же результат. Голова Аманды висела, как у куклы. ЧёртовЧарли Корриво, подумала Лизи. Чёртов долбаный Чарли Корриво! Но если бы не Балабол,его роль сыграл бы кто-то другой или что-то другое, Потому что так уж созданыАманды этого мира. Мы постоянно ожидаем, что они выкинут очередной фортель,думаем: это просто чудо, что не выкидывают, — но ведь чудо не может длитьсявечно, а потому и случается то, что должно случиться.
— Анди-Банни.[34]