— Да, конечно, — зачем-то соглашаюсь я.

Для чего мне эта неделя? Хочется кричать и рвать волосы на голове. Я только смирилась, а теперь снова есть время на раздумья.

— Замечательно. Тогда свяжемся с вами позже, и я надеюсь, что вы примите правильное решение

— Я тоже надеюсь.

***

Как на зло на защите мне достается предпоследний номер, и никто из группы не хочет меняться. Ненавижу быть в конце. Стоять, уныло наблюдать, как заходят остальные, переживать, ждать. Мне больше по душе идти первой. Зашел, отстрелялся и свободен. Но сегодня удача не на моей стороне. Причем не только в плане защиты, но и в мелочах.

С утра я сломала шпильку на счастливых туфлях, пришлось надевать другие, обычные. Стрелка на колготках, потом еще одна уже на вторых колготках. Влад сказал, что снова задержится. И в довершение всего мне утром кусок в горло не лез. Тошнило. Поэтому в животе сейчас плескалась кружка пустого кофе, что тоже не добавляло хорошего настроения.

Не так я себе все это представляла. Проще и без надрыва, ведь в своих силах я уверена на все сто, а вот внешние обстоятельства не радуют.

Когда последний человек передо мной заходит в аудиторию, я чувствую, что меня снова мутит, потом в голове начинает шуметь, накатывает слабость и бросает в холодный пот.

Истеричка, мать его!

Нашла, когда нежную барышню включить. Ругая себя всеми словами, я сердито открываю текст выступления и скольжу взглядом по словам, которые и так знаю наизусть. От корки до корки.

— Да что я в самом деле, — захлопываю папку и раздражённо бросаю ее на подоконник.

Время идет. Я борюсь с дурнотой и жду, когда тупорез, вклинившийся передо мной, наконец, защитится. Это происходит минут через двадцать. Не меньше. Он выходит в коридор растрёпанный, румяный, но счастливый.

— Все. Отмучался. Свобода!

Дурак. Он еще не знает, что скоро эта мнимая свобода превратится в нелюбимую работу, не приносящую ни денег, ни удовлетворения.

— Следующий! — раздается голос из недр аудитория, и я торопливо бегу внутрь.

Мне хочется разобраться с этим побыстрее. Я устала ждать.

— Приступайте, — дает отмашку председатель комиссии, как только я раскладываю свои записи и подгружаю презентацию.

Я готова на все сто и практически не нервничаю. Главное начать, а потом уже как по маслу пойдет.

Я и начинаю. Уверенно приветствую членов комиссии, рассказываю вводную часть, переходу к слайдам с расчетами, и тут начинается что-то странное.

Строчки перед глазами плывут, цифры скачут, а в голове нарастает неприятный звон. Мне нехорошо, и присутствующие в аудитории педагоги это замечают.

— Ярослава, вам плохо? — встревоженно спрашивает куратор.

— Все в порядке.

— На вас лица нет.

— Просто…просто не выспалась, — концентрируюсь на слайде и, чувствую, как сводит корень языка.

Еще не хватает, чтобы вырвало. Прямо на защите! Это же позор на всю оставшуюся жизнь!

— Простите, — прерываюсь на середине фразы, — что-то мне действительно нехорошо.

Беру с кафедры бутылочку и пью, стараясь дышать носом. Тошнота отступает, но слабость, наоборот, добавляется. Я прямо чувствую, как кровь отливает от лица, и по телу проходит ледяной озноб.

— Может, прервемся? — предлагает женщина с кафедры технологии.

— Нет, — я отвечаю твердо, хотя все внутри дрожит словно желе, — я продолжу.

Собираю в кулак свою волю, упорство, целеустремленность, и продолжаю. Ноги дрожат — прислоняюсь к кафедре, руки тоже — сцепляю их в замок.

Меня такие мелочи не остановят.

Доклад я вывезла на чистом упрямстве. Все рассказала, уверенно и строго, как я умею, но никто не знает, каких усилий сегодня мне это стоило.

Потом начинаются вопросы. Я отвечаю на все. Четко, по делу, без запинки, заставляя себя стоять и не мотаться.

Но когда наконец защита заканчивается и меня хвалят за хорошую работу, я выхожу в коридор и, не сдерживая стона облегчения, плюхаюсь на лавку. Сил не осталось. Я потратила из все до последней капли.

Чувствую себя как выжатый лимон, и больше всего мне хочется лечь, вытянуться в полный рост, закрыть глаза и не шевелиться. Но надо дождаться результатов. Поэтому продолжаю держать себя в руках, не позволяя себе растечься бесформенной лужей. Не время для слабости. Это финал многолетней упорной работы.

И снова я выдерживаю. И оглашение итогов, и напутствие от комиссии, и громкий гомон однокурсников, но, когда все собираются отмечать защиту, я по-тихому ускользаю, вызываю такси и еду домой.

— Как прошла защита? — первым делом спрашивает Влад, когда я набираю его номер.

— Как всегда, лучше всех. Девяносто девять баллов из ста возможных.

— Я в тебе не сомневался, — в его голосе звучит неприкрытая гордость. Словами не передать, как приятно знать, что тебя не только любят за то, что ты есть, но и гордятся твоими успехами, как своими собственными

— Я тоже в себе не сомневалась.

— Все прошло нормально?

— Да, — мне не хочется ему говорить о том, как крутило до защиты и во время нее, о том, что чувствовала себя, как маленький беспомощный ребенок.

Ребенок…

Это слова алыми буквами полыхнуло перед глазами и отпечаталось где-то на подкорке.

Мне снова трясет, и в этот раз чисто от нервов.

— Ясь, ты тут?

— Да-да. Просто задумалась, вспоминала.

— Все, хватит думать. Расслабляйся, учеба закончена, — небрежно говорит Швецов.

— Я не умею не думать. Я тогда стану, как Ольга.

Он смеется.

— У меня партнеры вечером приезжают. Я сегодня снова буду поздно. Встречу их на вокзале и повезу сначала жрать, потом размещаться в гостиницу. Ты не обидишься?

— Нет, — я не в состоянии обижаться. Я еле дышу.

— Обещаю, как они уедут — устроим праздник. Отметим твою защиту и окончание университета. За мной подарок.

— Ты мой принц, — пытаюсь флиртовать, но выходит так себе. Впрочем, Влад ведется:

— Да, я такой. Все Ярослава Борисовна не скучай.

— Не буду, — откладываю трубку и выхожу из комнаты.

Мне сейчас точно будет не до скуки.

Я собираюсь и иду в ближайшую аптеку, чтобы купить тест, а лучше сразу пять. На всякий случай.

…И спустя полчаса все пять выдают две полоски.

Я смотрю на них и не понимаю, как такое могло случиться. Мы же предохранялись…почти всегда.

Эта новость выбивает меня из колеи полностью. Я просто стою у окна, смотрю на темную улицу и ничего не чувствую. Вообще ничего. Ни радости, ни умиления, ни страха. Только растерянность.