Страсть — она другая. Вспыхивает ярко и жжется постоянно, ведя за собой в сторону плотского наслаждения. А здесь, в его касаниях и ласке ничего обжигающего не было. Будто Ордерион позволил им двоим ненадолго остыть, дабы рассмотреть, что скрывал за собой пожар их отношений.

И Рубин распахнула глаза, повернув голову к Ордериону, что уже целовал кончики ее обугленных пальцев.

— Тебе не претит их касаться? — спросила Рубин, не таясь.

— А тебе не претят прикосновения холодного камня? — Он прижал ее черную ладонь к своей щеке и накрыл ее каменной рукой.

— Нет, она же твоя, — ответила Рубин, глядя в его темно-карие глаза.

— Тогда почему считаешь, что мне могут быть неприятны касания твоих рук?

Рубин промолчала.

— Я вижу тебя настоящую, моя принцесса. — Он тяжело вздохнул. — И мне грустно, что под этой маской ты больше не видишь себя. Я долго жил с теми же страхами. Ты помогла мне их побороть, а теперь я хочу помочь тебе избавиться от них. Для меня ты — самое прекрасное создание, что существует в нашем мире. Была им и останешься навсегда. Мне неведомо будущее и то, найдем ли мы способ вернуть тебе прежний облик. Но я не желаю, что бы ты зависела от него. Не становись рабыней своего отражения: ты слишком мудра для такой уязвимости.

— Это тяжело. — Рубин поджала губы, силясь снова не заплакать.

— Кому, как ни мне об этом знать? — Ордерион отпустил ее руку и коснулся каменными пальцами живота.

Они заскользили вверх. Гладкие, холодные подушечки замерли, так и не достигнув груди. Ордерион прижал к животу Рубин другую руку, здоровую. Теплая ладонь устремилась вслед за холодной и тоже замерла на полпути.

— Меня печалит, что я никогда не смогу ласкать тебя правой рукой, потому она вечно ледяная, — признался Ордерион. — Но я рад, что моя левая рука осталась прежней. — Принц накрыл ее грудь ладонью здоровой руки. — С другой стороны, мои прикосновения к твоей коже всегда будут контрастными. Жаркими, — Ордерион сжал пальцами ее сосок, — и вызывающими дрожь, — каменная ладонь сжала грудь.

Принц наклонился и поцеловал горошину соска.

Рубине едва сдержалась, чтобы не застонать. Часть меток на ее коже блеснули золотым и тут же погасли.

— Я еще вернусь к ней, — пообещал Ордерион, приподнимаясь, и повел ладони к плечам Рубин.

Проскользил пальцами по ключицам, по ямочкам под ними, обвел контуры суставов, пробежался по рубцам, оплетавшим руки. Спустился к обугленным кистям.

— А теперь все то же самое, только языком, — предупредил он и склонился над Рубин, плавно скользя по коже, словно по замерзшей водной глади, испещренной стальными лезвиями коньков.

Рубин вжалась затылком в покрывало, наслаждаясь лаской. Принц скользил и останавливался, чтобы подарить коже тепло своих губ. Рубин поняла, что на ее теле, кроме груди и того, что скрыто между ног, весьма много других мест, жаждущих его прикосновений. Будто вся она состояла из этой карты легко возбудимой местности, которую только что открыл Ордерион.

И пусть в предыдущие разы он не забывал ее гладить и целовать, все же… Все же сейчас он делал это иначе. Вдумчиво, неспешно, не позволяя страсти диктовать свою волю, хотя, боги свидетели, его возбужденный орган явно требовал немедленного удовлетворения.

Поцеловав кончики пальцев на другой ее руке, Ордерион склонился над грудью Рубин, лизнул напряженный сосок и тут же замер над ним. Рубин поерзала бедрами по покрывалу, пытаясь унять жгучую потребность его немедленно присутствия в ней, и чуть приподнялась, подставляя грудь под ласки.

Ордерион намек понял и поцеловал сосок, снова отстраняясь и нависая сверху. Рубин, закипая от желания, чтобы он сжал ее грудь и начал посасывать, вся вспыхнула. Метки на теле разом превратились в золотые, вызвав у Ордериона плотоядную ухмылку.

Рубин снова подала грудь ему навстречу, но принц лишь приподнялся выше, едва не вызвав у нее праведное возмущение.

— Скажи, чего тебе хочется, — плутовски заявил он.

— Поцелуй ее! — выпалила Рубин, позабыв о стеснении.

— Так? — Он наклонился и поцеловал кожу близ ореола.

— Почти, — разочарованно сообщила Рубин.

— Может быть, вот так? — Губы принца прижались к розовому полотну у горошины соска.

— Уже горячее, — подсказала Рубин, — но все же мимо.

Ордерион бросил на ее лицо хитрый мимолетный взгляд, коснулся губами соска и снова приподнял голову.

— Ты хотела вот так? — он с вызовом прищурился.

Рубин, полыхая не то от стыда, не то от возбуждения, глядела на него алыми глазами, желая испепелить наглеца своим негодованием.

— Ты знаешь, чего я хочу! — выпалила она на одном дыхании.

— Я не читаю мыслей, — он пожал плечами и лизнул ее сосок, намеренно касаясь напряженным органом бедра.

— Боги, да возьми ее в рот, наконец! — воскликнула взбешенная Рубин.

— Ох, дева, где же ты стыд растеряла? — широко улыбнулся он, резко сжал ее грудь и впился в нее, как она того хотела.

Рубин громко застонала, снова вспыхивая золотым. Ордерион настойчиво, но все же нежно посасывал ее грудь, лаская сосок языком и позволяя себе касаться его зубами. И это заставляло Рубин ужом скользить по покрывалу, выгибаясь и елозя бедром по его напряженному органу.

Ордерион оторвался от одной ее груди и атаковал другую. Без вопросов, промедлений и предварительных ласк. Просто сжал и впился в нее с новой силой, все больше и больше распаляя Рубин.

Ладони принца вновь вернулись к ее животу, чтобы спуститься к бедрам и погладить их.

— Хочу тебя! — простонала Рубин, цепляясь за покрывало. — Немедленно!

Ордерион поднял голову и затуманенным страстью взором уставился на ее лицо.

— Я еще собирался ноги твои обласкать…

— Их на потом оставь! — приказным тоном выдала она.

Ордерион сжал ее бедра и резко развел их, устраиваясь между. Рубин потерлась о него, недвусмысленно предлагая не останавливаться.

— Ну что ты творишь? — прошептал он ей в губы. — Я же так и опозориться могу.

Рубин снова бесстыже потерлась внизу, будто бросая вызов.

— Моя нетерпеливая принцесса…

Ордерион впился в ее губы и одним движением наполнил податливое тело. Застонали оба. И вспыхнули.

Они не меняли позы. Как в первый раз. Будто в поле, но уже нет. И трудно было оторваться от его