— Дай полежать. Тут так тепло.

Не желая пугать Наузову страшным предположением, Дроздов нашёл другой способ поднять Милу:

— Сброс воды может случиться в любую минуту. Посмотри ещё несколько метров вверх отполированный камень. Нас снова смоет в воду, если мы здесь останемся.

Она застонала:

— Я так устала.

— Я знаю. Вставай, Милаш, я помогу. Тут рядом нечто похожее на тропинку. Она ведёт вверх. Мы вполне можем ей воспользоваться.

Около часа неимоверных усилий над собой и тропа вывела их к небольшой пещере. Мила села в глубине, а Дима принялся таскать камни, чтобы загородить выход.

— Что ты делаешь?

— Мы немного отдохнём, не хочу, чтобы нас случайно побеспокоили какие-нибудь птицы. Отдыхай.

Она закрыла глаза, а Дима продолжал сооружать стену. Разбитые в кровь костяшки нестерпимо ныли, но Дроздов улыбался самому себе: ему удалось завалить проход так, что поднявшийся ураганный ветер, лишь завывал снаружи, песчинки хоть и проникали внутрь убежища, но не доставляли беспокойства.

«Обсохнем, отдохнём и…» — подумал Дима и тут какой-то шум в темноте отвлёк его. Юный волхв внезапно ощутил, что не может двигаться, тело, будто перешло в подчинение иному хозяину: руки и ноги, не слушались, а дёргались невпопад.

— Что за ерунда?!

Мила чуть приоткрыла глаза.

— Какая ещё ерунда?

— Если бы я был роботом, я бы сказал, что у меня зарядка заканчивается и пора поменять батарейки. Руки и ноги барахлят…

— Совсем не остроумно. Ты просто устал, — она хотела закрыть глаза, но тут почувствовала, как Дима её щипает, — ой! Ты чего?

— Это не я.

— Шутка затянулась! — недовольно фыркнула Мила и, желая сбросить, продолжающую щипаться руку Димы, вдруг поняла, что не может этого сделать. Она завопила:

— Мамочки! Что со мной?

Шум повторился. Неожиданно появился тонкий кисловатый запах. Дима устремил взор по углам пещеры и обнаружил, что они больше не одни.

— Белые гигантские муравьи! Они хотят…, — не успел окончить фразу Дима, потому что свело челюсть.

— Кто? Белые муравьи? Термиты что ли? Что они хотят…? — прохрипела Мила и затихла.

Дроздов замычал и что-то пытался показать глазами. Наузова перевела взгляд и поняла, что Дима обнаружил источник внезапного паралича: у свежего отверстия в стене пещеры, прямо стояли две тройки термитов метрового роста. Суставчатые полупрозрачные конечности с двумя длинными коготками на концах словно готовились принять мяч или вцепиться во врага. На желтоватых головах покачивались антенны: у первой тройки они двигались синхронно, и эти перемещения совпадали с тем, как двигались руки Димы; у второй тройки тянулись в сторону Милы. Насекомые каким-то непостижимым образом дистанционно управляли телами подростков. В проёме мелькнула тень, и в пещеру вошёл красноголовый термит. Осанка выдавала предводителя отряда. Антенны красноголового будто радар совершили полукруг над желтоголовой шестёркой, и он повернулся к Диме и Миле.

Под тяжёлым взглядом выпуклых чёрных с матовым блеском глаз красноголового, остроконечные челюсти которого непрерывно смыкались-размыкались как ножницы, у Димы засосало под ложечкой: «Командир недоволен. Солдаты ждут приказа. Сразу не убили, есть интерес. Какой? Для чего мы им нужны?».

Глава 16

Тошнотворный своеобразный кисловатый запах уже не раздражал, Дима к нему привык. Привык, как и ко всему остальному. Полумрак лабиринта термитника-острова более не выглядел запутанным клубком, а рутинная перекладка личинок, кормление молодых особей опилками, проходили на автопилоте, точнее под телекинез-контролем желтоголового оператора, который следовал по пятам, выдавая указания и заставляя тело юноши выполнять команды. Диме казалось, что его сознание стало рассеиваться. Он сам словно перестал существовать. Разум за ненадобностью начал незаметно погружаться в бездну небытия. Лишь изредка всполохи сознания заставляли его оживать. Происходило это в те редкие моменты, когда Дима пересекался с дианитовым взглядом Милы Наузовой. Эти случайные встречи, будто ненадолго пробуждали сознание, и внутреннее естество юного волхва в исступлении просилось наружу, прочь из тюрьмы, прочь из бездушной марионетки. Дима встречал в лабиринтах и других безропотных потомков ведической крови в таких же, как он балахонах. Термиты оказались весьма смышлёными созданиями, выгодно подобрали рабочую силу. Астральные тела потомков ведунов не нуждающиеся в еде и сне были идеальными рабами. И пусть они двигались как безликие тени, но выполняли бесхитростный труд, не останавливаясь на перерывы и отдых.

Заполнив ячейки кладовой порцией яиц термитов, Дима сделал шаг назад и чуть не столкнулся с Милой, которая несла смолистое вещество, скатанное в шар. Ей предстояло обмазать этим коричнево-зелёным клеем входы в ячейки, чтобы, когда будущие личинки появятся, они имели возможность подкрепиться. Так близко они ещё не пересекались. Сердце Димы болезненно сжалось: Мила страдала, она чахла. Весь её понурый вид говорил об этом, а от уголков рта до подбородка протянулись складки грусти — морщины. Такие морщины бывают только у лиц преклонного возраста, на долю которых выпали многократные тяжкие испытания. Встряска сознания в этот раз прошла с мучительными судорогами — тело бунтовало, но продолжало выполнять команды желтоголового, а Дима тем временем тонул в потоке собственных мыслей: «Немой плен. Что может быть страшнее? Я беспомощен. Я жалок. Выхода нет. Я даже не могу ударить обидчиков! Сопротивляться бессмысленно, они сильнее. Но какова перспектива? Как долго это будет продолжаться? Я становлюсь варёным овощем и однажды забуду, как меня зовут. Я узник… узник…».

Желтоголовый надзиратель подвёл юношу в только что построенное помещение, где предстояло обустраивать очередную кладовую. По лицу парня текли слёзы, он еле сдерживался, чтобы завыть от обуревающего чувства безнадёжности. Дима утёр ладонью лицо и с взмахом провёл по стене перед собой, оставив мокрый след от двух пальцев. Невольно взор опёрся в полученный мокрый символ, он походил на две единицы.

В висках парня яро запульсировало, голову натужно сдавило: «Наставник Михаил сказал бы, что Вселенная подкинула подсказку… Один… Что это может значить?». Он формировал ячейки для яиц и продолжал усиленно думать. И тут из глубин подсознания пришло воспоминание…

Первым георгиевским кавалером Первой мировой войны стал казак Козьма Крючков. Он в составе разъезда из четырёх всадников рубился с двадцатью семью немецкими кавалеристами. В бою четвёрка разделилась. Козьму окружили одиннадцать врагов. Он понимал, что ему не уцелеть, но не сдался, а попытался прихватить с собой на тот свет больше неприятеля. Да так старался, что всех и зарубил. С лошадью повезло, она так же получив многочисленные ранения, не сбросила седока. Товарищи тем временем втроём одолели остальных. С тех пор казаков немцы и австрийцы в плен не брали, обозлились.

Не успел Дроздов проанализировать, что к чему, как его накрыло каскадом воспоминаний…

Спецназовец Александр Прохоренко,