Сказать было легко, услышать и героически согласиться — еще легче. А вот предпринять искомые шаги и решиться на что-нибудь у меня никак не выходило. И не очень успокаивало, что совет мне был дан в нашей тесной будочке по телефону доверия. И когда! Давным-давно, еще до теплиц и нашего похода на озеро. Я, может, потому и обходил с тех пор телефон, — знал, что придется юлить и оправдываться. Голос, который я слышал из старой эбонитовой рубки, ни разу не обвинял и не упрекал меня, но и я ведь уже вырос из слюнявых подгузников. Достаточно было интонаций, довольно было легкой усталости в голосе. В самом деле, со мной говорили, как со взрослым, мне давали дельный совет, а я ничего по сию пору не сделал. Да чего там! — даже не попытался сделать.

Я задержал дыхание и взял Викторию за руку. Она оказалась совсем даже не холодной. И глаза ее не изменили выражения. Сидя на полу, я держал ее за руку и молчал. Как сундук какой-нибудь, как табурет безъязыкий. Только и Вика молчала. Смотрела немного загадочно и улыбалась. Я выдохнул из груди воздух. Хотел тихо, но получилось с каким-то безобразным шипением.

И снова она не улыбнулась шире, не проронила ни единого звука. Ну прямо еще одна Мона Лиза… До меня вдруг дошло, почему она ничего не говорила. То есть это я не знал, что говорят и как говорят в таких ситуациях, а она знала. Не могла не знать. Да только боялась спугнуть. Меня, дурака, спугнуть! Потому что видела мое щенячье состояние, слышала заходящееся воробьиной дробью сердце.

Иная мысль может приводить в чувство, и я тоже пришел в себя. Точно разморозил свои умственные способности.

— Вик…

— Аюшки? — не-то пропела, не-то проворковала она. Еще десять секунд назад я принял бы это за насмешку, но рубикон был уже перейден. Тот голос из телефонной трубки не соврал. Неверных шагов нет, неверно лишь, когда их вовсе не делаешь. И Вика надо мной вовсе не смеялась. Ведь не вырвала руку до сих пор и по морде не дала. А она могла. Сам я не видел, но парни рассказывали, что получали от нее кренделей по полной. Даже гордились, олухи такие, кто больше и сильнее получил.

— Вик… — снова шепнул я и тоже улыбнулся. Наверное, уже не самой глупой улыбкой. И все-таки руки были смелее языка, — я взял и погладил ее по ладони — той самой, что еще совсем недавно прижигала и лечила мои ссадины. И, ёшкин кот! — я снова не получил по морде!..

* * *

Шкафоид из УВЗ знал, чем пугать. Взялись за нас основательно. Летающие «дыни» исчезли, но вместо них по всем палатам теперь сновали существа куда более миниатюрные — этакие мушки чуть крупнее дрозофил, но меньше комаров. Мелочь, конечно, однако, по мнению Тошибы, эти крохи представляли куда большую опасность. Во-первых, потому что могли сновать повсюду совершенно незаметно, а во-вторых, несмотря на свои размеры, эти крохи собирали о нас всю необходимую информацию не хуже электронных дынь. Одна, скажем, мушка, пасла Скелетона, другая — Гольяна, и то же самое у всех воспитанников Ковчега. Еще, наверное, страховали друг дружку, — стучали персонально и перекрестно. Ну а информация стекалась на пульт к директору, откуда уже упорядоченным потоком уходила в центр УВЗ. Стоит ли говорить о том, что на мошек мы негласно объявили охоту. Летали они, по счастью, не слишком быстро. Давить их не получалось, а вот ловить и прятать в глухие коробки — очень даже вполне. Отлично справлялись с ними обычные водные пульверизаторы. Стоило прыснуть на такую мушку порцией воды, как вся ее немудрящая механика временно выходила из строя. Подбирай да приклеивай к скотчу.

Хобота из Ковчега не выгнали, но перемену в нем не заметил бы только слепой. По коридорам он бродил какой-то понурый, и глаза у него точно выцвели. А на первом же уроке вместо прежней истории Рэм Павлович взялся готовить из нас команду. Как определили Скелетон с Тимуром — команду для заведомого проигрыша. Мы не знали в точности, кого к нам привезут и в чем именно нам предстоит с ними соревноваться, но дело сразу запахло керосином. Собственно, и времени для подготовки нам не дали. Это мы только думали, что все еще впереди и к грядущему соревнованию мы сто раз успеем подготовиться. На деле получилось смешнее. Команду и впрямь собрали, но сразу после этого Хобот грустно объявил, что сводная команда наших соперников уже готовится в концертном зале, и не мешало бы нам тоже привести себя в надлежащий вид — умыться, причесаться, одеться понаряднее.

Я прямо расстроился. Ну никогда еще Хобот не говорил нам подобной ерунды. Мятыш, сгонявший в противоположное крыло Ковчега, доложил, что все правда, что на сцене сидят какие-то молодые индюки и индюшки — видимо, дожидаются нас. Еще и директор весь расфуфыренный ходит туда-сюда, плюс один из тех управленцев — на этот раз тот, что поскромнее да посутулее. Видать, плечистого преподаватели побоялись к нам выпустить, хотя нам-то какая разница. Тем более что мужчина красовался все в тех же боевых очках, а значит, плечи тут роли не играли. Шансы изначально были неравны.

Много времени на приведение себя в симпатичное состояние мы тратить, понятно, не стали. Пригладил волосенки Мятыш, натянул поверх фуфайки рубаху Кайман, ну и Дуст со вздохом смыл растворителем очередное трафаретное тату со щеки. Все остальные и менять ничего не стали — руки из карманов вынули, и ладно.

Так, арестантской колонной, и прошли в зал, где уже сидели прочие воспитанники Ковчега. Наши гости, румяные да яркие, расположились на сцене. Там же расхаживал и службист из Управления. Стоило нам появиться, как свет в зале поугас и заиграла бравурная музыка. Нас рассадили напротив команды гостей, а с места вскочил один из принаряженных парнишек. Включив на лице улыбку, он тут же повел речь о славном и долгом пути к прогрессу, о терниях и непростых ступенях, что шаг за шагом преодолевало человечество, о том, что мы просто обязаны любить друг друга, протягивать руку помощи и проявлять знаки внимания и сострадания. Это место про «знаки внимания-сострадания» мне особенно понравилось. Я даже испугался, что Скелетон или Тимур что-нибудь сотворят с парнем. Но, покосившись в их сторону, успокоился. Они тоже слушали монолог красавца — даже почти не щурились. В общем, трогательная такая речь получилась. Единственное, что я не совсем понял, это кто и кому тут собирался оказывать помощь и проявлять знаки внимания. По всему выходило, что это они заявились сюда из светлого будущего, а мы, бедные, до их долгожданного приезда вроде как прозябали в тоске и печали. Короче, луч солнца под темными сводами подземелья, голос кукушки среди лесного безмолвья. Что-то типа этого…

— Клоуны! — шепнул мне Хома, и я согласно кивнул.

С места поднялся управленец. Я ждал, что он, как и его плечистый коллега, обрушится на нас и нашего Хобота, но этот тип оказался куда хитрее и дипломатичнее. Да и голосок у него был бархатным, немного вкрадчивым.

— Ребята, не буду ходить вокруг да около. Знаю, что вы давно уже считаете себя взрослыми и много чего передумали о том, что видите и слышите. Разумеется, вы понимаете и то, что вы особенные. Хочу подчеркнуть: не хорошие и не плохие, а именно особенные. В этом как раз и кроется камень преткновения, поскольку, вступая в новую эру, люди принимают и новый мир — мир непростой, со своими опасностями, своими сложностями. И именно в вашей ситуации проще простого потеряться и запутаться, поскольку свою особенность вы можете истолковывать не всегда правильно. Если человек не желает своего выздоровления, лечение затягивается. И напротив, если уже сегодня вы скажете «да» и согласитесь принять помощь, вступление в новый мир и новое сообщество, безусловно, пройдет легче…