кожей. Я застыла с открытым ртом, позабыв, что надо дышать. Наверное, именно так зеваки смотрели на первый полет братьев Райт. Что-то почувствовав, Глеб поднял взгляд на окно. Пришлось шмыгнуть в сторону, очень надеясь, что из освещенной комнаты в сумраке вечера ничего не разглядеть. В ту ночь я долго ворочалась без сна. Несколько раз вставала и выходила на террасу. Но, ощутив уличный холод, всякий раз трусливо возвращалась назад. Кровать казалась раскаленной жаровней, на которой невозможно найти удобную позу. Поспать удалось только перед рассветом, когда на грешные мысли просто не осталось сил. Я решила этим же вечером под любым предлогом напроситься в гости, но во время прогулки по пляжу встретила Настю.

Девушка стояла у кромки воды, кутаясь в большой платок. Ветер трепал длинные волосы, свободно распущенные по спине. Я хотела незаметно уйти и даже сделала первый крадущийся шаг, но Настя обернулась и окликнула меня по имени. Я застыла посреди тропы: яркие кеды до самых щиколоток перемазаны в жидкой грязи, из-под распахнутой ветровки высовывается толстый теплый балахон. Некоторое время мы молча таращились друг на друга. Я вспомнила слова Андрея про то, какой Настя была раньше, и попыталась отыскать на гладком лице следы того самого большеглазого олененка. Сегодня на ней было мало косметики, и что-то такое просвечивало — трепетное, настоящее.

— Не убегай, — девушка повернулась обратно к реке и подняла повыше платок, прикрывая шею от холодного ветра. Сейчас, когда ее лицо было спокойным и расслабленным, мы с ней выглядели почти ровесницами. — Нам надо поговорить.

— О чем? — я решила поиграть в дурочку и даже почесала обросший за месяц затылок.

— Подойди поближе, неудобно перекрикиваться.

Не знаю, почему, но я послушалась — подошла и встала рядом, глядя, как у самых подошв кед колышется тяжелая осенняя вода. У реки было прохладнее, чем наверху. Я натянула на ладони длинные рукава балахона, покосилась на стоявшую рядом девушку. Кожа на ее слишком пухлых губах натянулась — Настя улыбалась, явно заметив мое смущение.

— Успокойся, я не злюсь и не ревную. Я знаю, что живу с Глебом последние дни. Лишь бы учебу закончить, а там можно и эстафету передавать, не жалко.

Что не жалко, я не поверила. Пухлые, как два вишневых вареника, губы улыбались, а в глазах не было и намека на веселье, сплошная тоска. Но спросила я о другом.

— Ты на кого-то учишься? — я не сумела скрыть удивления. Настя и учеба упорно не вязались в моей голове. Разве что какие-нибудь курсы бьюти-блогеров или там «Как выйти замуж за миллионера, если ты красивая, а больше ничего не умеешь».

— Да, на бухгалтера. Что, не похожа? — Ветер подхватил и унес еще один печальный смешок. — Глеб оплачивает хорошие дистанционные курсы, через месяц получу корочки. Придется тебе потерпеть с официальным статусом. Думаю, он позволит мне доучиться. Он после Анжелики боится девчонок в никуда отправлять, всем дает какой-то старт. Что бы тебе про Глеба не говорили, а мужик он порядочный.

— Никто мне ничего не говорил, — на всякий случай соврала я. Мало ли, вдруг это проверка на лояльность или выявление главных сплетников базы.

— Скажут еще. Жорик, например. Или Андрей. Мой тебе совет — не надо с ним водиться, ничего хорошего из этого не выйдет. Не понимаю, почему Глеб до сих пор его при себе держит. Ой, плевать, скоро все эти тайны мадридского двора будут от меня далеко.

— Куда поедешь? — спросила я безо всякого интереса, только чтобы поддержать затухающий разговор.

— Не знаю, — Настя пожала плечами. — Наверное в Новосибирск, у меня там тетка живет.

Я хотела спросить, как Настя сюда попала. Андрей говорил, что ее достали из какой-то жуткой дыры. Но передумала — у всех за плечами своя история. А я не Гюго, мне чужих трагедий не надо. Своих хватает, хоть, блин, на зиму соли. Вместо этого я сказала:

— Мы вообще-то не общаемся с Глебом Николаевичем… Я его даже вижу не каждый день.

— А я, думаешь, сразу в койку прыгнула? — Настя выразительно закатила глаза. Неожиданно в них промелькнула мечтательность, щеки тронул легкий румянец. — Знаешь он какой, когда захочет… Я ни о чем не жалею. А теперь время осеннего селфи!

Новая Настя исчезла, ее место заняла знакомая звезда Инстаграма, с которой я встретилась в первый вечер приезда на базу. Она сложила губы уточкой, втянула щеки и направила на себя смартфон, ловя удачный ракурс. Мне стало легче. Как будто я опять подглядывала в чужое окно за чем-то очень личным. Но штору задернули, спрятав тайную жизнь обитателей квартиры от любопытных глаз.

На обратном пути я твердо решила не думать о Глебе Николаевиче и не искать с ним встреч. Вот так, утром решила одно, а вечером — другое, и плевать. Мое дело — учиться, работать и ждать, когда закончиться эпопея с заводом. Это не мой мир. Он — не мой человек. И дело было даже не в том, что слова Насти подтверждали рассказ Андрея. Меня бесила всеобщая убежденность, что я просто не могу в него не влюбиться. Никто даже в теории не предполагал, что у меня может быть другой вкус, или я вздыхаю по однокласснику Вите, или мои гормоны пребывают в глубокой спячке и я вообще пока никого не хочу. Да, он обладает брутальной мужской красотой, действующей на баб, как магнит на железную стружку. А вдруг мне не нравятся такие мужики, и я тащусь от корейских поп-групп? Где, блин, в конституции прописано, что меня не может раздражать его борода или привычка говорить с сигарой во рту?!

Меня охватила такая злость, что первую проверку решения на прочность я выдержала с честью. Домой я возвращалась в полной темноте. На подступах к террасе даже разулась, чтобы не шуметь, мягко заскользила по каменным плитам.

— Саша?

Я замерла на месте, мечтая слиться с тенью. Черт бы побрал эту Глебову привычку неподвижно торчать на террасе без света!

— Как твои дела? — в голосе прозвучал искренний интерес. — Мы давно не виделись.

— Нормально, — я попыталась прошмыгнуть в комнату, но широкоплечий силуэт невзначай перегородил путь. Светло-серое облачко дыма, звездочка тлеющего табака. Жест, с каким Глеб подносил сигару ко рту (указательный и средний палец слегка расставлены, образуя знак победы), был мне знаком. Слабый свет луны падал на его лицо с правой стороны, подчеркивая жесткие линии лба, носа и тяжелого подбородка. Левая сторона, разделенная полоской шрама, утопала в густой тени. Мне стало не по себе.

— У меня планшет