Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я позволяю им волочиться за мной по земле, пока возвращаюсь к моему дереву. Уверена, я грубо нарушаю этикет по обращению с крыльями, но я слишком устала.
Моя рубашка пропитана потом, а светло-розовые волосы прилипли к шее. Я почти падаю на дерево, а когда я надеваю обратно веревки и осушаю бурдюк с водой, небо приобретает бледно-серый оттенок.
Когда остатки ночи угасают, уступая место утру, я забываюсь сном. Мне снятся звезды. Мне снится, что я в одиночестве танцую в небе, рядом со мной блистает луна. Звезды во многом похожи на Купидонов. Люди загадывают желания, и звезды стараются их исполнить, но даже если в процессе звезды жертвуют собой и падают, то многие желания все равно тратятся впустую, так же как тратится большое количество любви.
Япросыпаюсь с первыми лучами солнца.
Ладно, не совсем так. На самом деле я встаю, когда кто-то нависает надо мной, заслоняя собой солнце.
Я резко просыпаюсь от его голоса и близости. Мои глаза натыкаются на ухмыляющегося Эверта, солнце освещает его голову подобно нимбу.
– Кто знал, что такая маленькая Чесака может так громко храпеть?
Я выпрямляюсь и стону от боли в затекших мышцах.
– Я не храплю.
Он протягивает ко мне руку и вытаскивает застрявшую в волосах веточку.
– И это уж точно не лужица слюны на твоем плече, я правильно понимаю?
Дернувшись вправо, я быстро вытираю подбородок и плечо от неприятной жидкости, бросая на него недовольный взгляд.
– Я устала.
– Вот как? – говорит он, играя с веточкой в руке, ловко крутя ее в пальцах. Должна признать, у него красивые руки. И у него красивое мускулистое предплечье с венами… Мм. – Ты так устала сидеть весь день и ночь, Чесака?
Ох, если бы он только знал.
– Может, я не в восторге от того, что меня держат в плену.
– Может быть, – соглашается он, отбрасывая веточку в сторону. – Ты готова рассказать нам, кто ты?
Я пытаюсь скрестить руки, но не могу сделать это, не выдав, насколько ослаблена веревка, поэтому просто кладу их на колени.
– Возможно. Я расскажу вам, если вы согласитесь перестать связывать меня и угрожать убить. Еще я хочу больше мяса. И фруктов. И больше мехов для сна. О, и еще вам придется разговаривать со мной, потому что мне становится скучно, когда не с кем разговаривать.
– Я обязательно передам твои условия остальным, – сухо отвечает Эверт. Я закатываю глаза.
– Ты хотел сказать, что спросишь об этом Не-Первого, и он будет решать.
Эверт скрещивает руки, с его лица исчезает ухмылка.
– Черта с два, но мы – стая. По крайней мере еще на несколько недель. До тех пор мы должны работать вместе.
– Оу, вот, значит, как? – невинно спрашиваю я. – Потому что, на мой взгляд, он здесь главный.
Я просто буду сидеть здесь с огромной ложкой в руках и помешивать этот котелок. Я буду помешивать его целый день и приготовлю что-нибудь вкусное.
Он прищуривается, глядя на меня.
– Я знаю, чего ты пытаешься добиться, Чесака.
– Не понимаю, о чем ты, Третий.
Он фыркает и наклоняется ближе ко мне, из-за чего у меня перехватывает дыхание. Когда он так близко, мой мозг начинает показывать мне сумасшедшие сексуальные видения. В своей голове я успешно раздеваю его и бросаюсь на него. У меня выходят отличные сексуальные фантазии.
– Скажи мне, кто ты, – тихо говорит он прямо у моего уха.
Хитрый, хитрый Третий.
Если он думает, что может соблазнить меня ради ответов, его ждет сюрприз. Потому что: доброе утро, это я здесь Купидон. Если кто-то и будет соблазнять людей, то это определенно буду я.
Так что я поворачиваю голову и прижимаюсь носом к его шее, затем нежно кусаю его и провожу по следу губами и языком. Я практически чувствую, как он вздрагивает от удивления и голода. И я говорю не о желании поесть.
– Освободи меня, – хрипло шепчу я ему в ухо, потому что просто хочу проверить, послушает ли он меня.
Эверт выпрямляется, и я вижу желание в его ясных голубых глазах. Влечение между нами очевидно, и оно было очевидным с тех пор, как я приземлилась здесь. Запах его возбужденного состояния заполняет воздух, и я делаю глубокий вдох.
С ним явно нет никакой необходимости использовать силы Купидона. У нас желания и так сколько душе угодно. Или, может, сердцу; многозначительно подмигиваю.
Когда он подходит к дереву, чтобы развязать меня, я открываю рот от удивления.
– Вау, это правда сработало?
Он усмехается.
– Нет, я пришел сюда отпустить тебя ненадолго.
– Оу.
Втайне от него я быстро натягиваю веревку на руках. Не хочу, чтобы он знал, насколько ослаблены путы, иначе моя игра закончится. Когда он развязывает меня, я встаю и морщусь. Возможно, я слишком усердно тренировалась летать прошлой ночью.
Эверт принимает мое выражение за проявление боли и хмурится.
– Веревки были слишком тугими?
– Нет.
Он хмурится еще сильнее, и его голубые глаза осматривают мое тело.
– Я пропустил какие-то травмы?
– Нет, думаю, ты вылечил все. Просто мышцы немного болят.
– Твое плечо?
Я киваю, потому что почему бы и нет, этот ответ вполне подходит.
– Да, и крылья.
Он принимает такой ответ и бросает мне круглый фрукт. Я голодная, поэтому моментально вгрызаюсь в него. Как только мои зубы прокусывают кожуру, я морщу нос и вытаскиваю фрукт изо рта.
Эверт смеется.
– Сначала его надо почистить.
– Это было бы очень полезно услышать до того, как я откусила горькую кожуру.
Я кладу фрукт на колени и начинаю чистить его. Когда я избавляюсь от красной кожуры, то нахожу внутри сочный розовый фрукт. Вкус у него потрясающий. Я позволяю нескольким капелькам сока стечь вниз, а затем медленно слизываю сбежавший сок, проводя языком по нижней губе.
Прежнее его возбуждение не идет ни в какое сравнение с тяжелым присутствием его желания в воздухе сейчас. Мне ужасно нравится это новое дополнение к моим способностям. Оно довольно полезное.
Я медленно кладу последний кусочек фрукта в рот и вызывающе кусаю его, прежде чем проглотить. Я ухмыляюсь от выражения его лица.
– В чем дело, Третий? – невинно спрашиваю я. Он выглядит так, словно готов съесть меня, и, думаю, я бы не отказалась.
– Тебе нравится мучить меня, Чесака?
– Немного, да.
Эверт наклоняется вперед и берет меня за руку, затем медленно подносит мой палец к своему рту. Он кладет его себе в рот и слизывает остатки сока одним восхитительным движением своего горячего, влажного языка.