– Ты что-то путаешь! Сколько же ей тогда было, когда ты была маленькой?

– Ну… да, я не подумала об этом. Значит, просто эта женщина молодо выглядит. Я помню – у неё чудесная фигура и лицо совсем без морщин, но глаза… Бр-р-р! Кошмарные и жуткие у неё глаза! Я боялась, что меня затянет в их страшную глубину и больше никогда не удастся оттуда выбраться! Только знаешь, братик…

– Что, мышка?

– Она, наверное, сумасшедшая. Да, точно сумасшедшая! Как я сразу этого не поняла? Юлиан уверил меня, что она воровка и лгунья, а я теперь думаю, что она просто сошла с ума. Назвать меня своей дочерью! Разве такое может прийти в голову нормальному человеку? А её слова о моих родных? Она явно бредила, когда шептала мне, что они страшные люди и мне нельзя им верить!

– Да, такое уж точно в ясном уме не придумаешь… – пробормотал брат задумчиво. – Вот чего я не пойму: как она вышла… то есть вошла в наш дом?

– Юлиан сказал, что у неё тут остались связи… – я помолчала. – Я думаю почему-то, что это Николай Петрович…

– Николай Петрович?

– Мне кажется, он или родственник ей, или… друг.

– Друг… – эхом повторил брат. – Что ж, такое возможно. Ну вот что, – он решительно встал. – Пойду разберусь с этим делом, а ты, пожалуйста, ложись и ни о чём больше не переживай, поняла? Теперь твоё спокойствие – в моих руках, а они у меня, поверь, не хилые!

– Ты только Юлиану не говори про эту женщину, хорошо? А то Николаю Петровичу опять попадёт…

– Будь уверена, с нашего Петровича ни один волос не упадёт! И прошу тебя, закройся за мной на ключ, ладно? На всякий случай…

– Я так и сделаю, Роб!

Поцеловав меня нежно в лоб, он вышел из комнаты, а я, крепко-накрепко закрыв замок, улеглась в постель, но долго ещё не могла заснуть. Прислушивалась к ночным звукам дома, вспоминала сегодняшний день, так радостно и весело прошедший и так неожиданно грустно закончившийся. За окном, тихо шелестя, падал снег, и под этот уютный шорох я и заснула. Только подумала перед самым погружением в сновидения: нужно завтра посмотреть старые семейные фото. Странно, что я не заинтересовалась ими раньше…

– Фотографии? – отец с утра был немного рассеян. – Боюсь, что я не смогу тебе их показать, доченька.

– Почему? – удивилась я. – Разве это какая-то тайна?

– Ну что ты, боже мой! – он рассмеялся, притянув меня к себе. – Какие могут быть секреты от моей любимой дочурки? Всё дело в том, дорогая, что все наши альбомы, к несчастью, уничтожены огнём.

– Они сгорели? – ахнула я. – Все-все?? Но почему, что случилось? Был пожар?

– Пожар – не пожар, но небольшое возгорание произошло. Мне, если честно, неприятно об этом вспоминать, Геля, потому что в эту историю замешан твой младший брат…

– Алёша? Но ведь он… так далеко отсюда!

– Это он сейчас далеко, а первые пять лет жил здесь, со мной и своей матерью.

– Твоей второй женой…

– Да. Ничего не хочу плохого говорить об этой женщине, всё-таки она мать моего сына, но не могу не заметить, что характер её оставлял желать лучшего. Такой безалаберной, распущенной женщины наш дом ещё не видел. Именно она однажды позволила пятилетнему ребёнку играть со спичками, и на беду рядом оказались все наши семейные альбомы – мальчик очень любил их рассматривать. Слава богу, Николай Петрович, закалённый вояка, не растерялся – на Алёше даже ожога не осталось, но старые фотокарточки, увы, спасти не удалось…

– Какая утрата! – с жалостью воскликнула я. – Представляю, как ты переживал!

– Это было последней каплей в моём терпении, дочка. Тем же вечером я объяснился с Кларой, и через несколько дней, когда все её дела были устроены, их вместе с Алёшей отправили в Англию.

– Но папа, как же ты мог доверить ребёнка такой… такой бестолковой особе?

– Признаться, с огромным трудом, – вздохнул отец. – В ту грустную ночь я совсем не спал и к утру уже было решил, что не отдам сына ни при каких обстоятельствах, но… Видела бы ты её лицо в тот момент, когда я сообщал ей о своём решении! Такое неописуемое горе было на нём, такое страдание, что сердце моё не выдержало. Ладно, решил я, пусть забирает сына, но вместе с ними я отправлю и Людмилу, Алёшину няньку, женщину здравомыслящую и опытную. Именно через неё я и узнавал впоследствии обо всех новостях, а несколько раз в год и сам навещал сына.

– А меня… Ты возьмёшь меня как-нибудь в Англию? Я очень хочу познакомиться с младшим братом!

– О чём вопрос, конечно! – с радостью воскликнул папа. – Вот только окрепнешь как следует, придёшь в себя – и сразу же, не раздумывая, отправимся с тобой в путь-дорожку! Только и Юлиана с собой прихватим, а то мало ли, как ты перенесёшь дорогу, а свой доктор, да ещё такой… чуткий, нам не помешает, правда?

– Да, конечно… – немного расстроилась я. – Если тебе так будет спокойнее, папа…

– Несравненно спокойнее, моя дорогая! – он помолчал, внимательно наблюдая за моим лицом. – Девочка моя, если ты думаешь, что твой отец слепой, то ты ошибаешься! Я же вижу, как трудно тебе после… случившегося общаться с Юлианом… Знаешь, что я тебе хочу сказать, точнее – напомнить: таких чистых и трепетных отношений, как у вас с ним, я прежде никогда не встречал, хотя, поверь, немало повидал на свете. Знала бы ты, как радовалось отцовское сердце при одном только взгляде на счастливое лицо дочери! Вы не расставались ни на миг, Юлиан даже свою клинику забросил, чтобы только каждый день видеть тебя, наслаждаться твоей нежностью и любовью! Каждое утро, вновь и вновь, соединяло вас, как два разнополярных магнита, заставляя задыхаться от счастья не только вас, но и меня, старого дурака! Ах, как я мечтал поскорее назвать Юлиана зятем! И знаешь, что было самым моим неистовым желанием?

– Что, папа?

– Увидеть своего первого внука! Если бы ты только знала, как этого я жаждал, если бы ты только знала…

Отец умолк, отведя взгляд чуть в сторону. В глазах его стояли слёзы. Этого мне хватило, чтобы тут же, не задумываясь о последствиях, жарко воскликнуть:

– Я обещаю тебе, я клянусь тебе, папочка: я больше не буду вести себя, как капризная эгоистка! Я сделаю всё, лишь бы увидеть тебя счастливым! Если нужно вновь влюбиться в Юлиана – что ж, я готова, я заново пройду этот путь!

– Ну что ты, милая, – севшим голосом ответил отец, прижимая меня к своей груди, – я не согласен на такие жертвы! Слышишь? Даже не думай! Я ведь вовсе не потому начал этот разговор. Ах, я точно старый дурак…

– Ты всё правильно сказал, папа. Вот увидишь, теперь всё будет по-другому! Отныне твоя дочь берёт свою судьбу в собственные руки. И ты, и Роберт – вы будете гордиться мной!

– Мы и так гордимся нашей девочкой! Ангел мой, какое счастье, что ты – моя дочь!

Весь день я провела под впечатлением от этого разговора. Надо признаться, что обещание, данное мной отцу, исполнить будет не просто, но сдаваться я не собиралась. Горячая благодарность и любовь переполняли меня – ко всем моим близким, которые так трепетно, так нежно и неистово охраняли мой покой и которым теперь, когда я начинала приходить в себя, я могла отплатить той же пылкостью! Именно сейчас я вновь обретала потерянное знание о своём характере, о силе воли и целеустремлённости. И это знание уверяло меня, что если пришла необходимость поступиться своими эмоциями в обмен на счастье родных – значит я поступлюсь, и добьюсь, и дойду до финиша! Я бы сразу же взялась приводить свой план в действие, если бы увидела Юлиана. Но весь сегодняшний день, по словам отца, он посвятил своей клинике, так что этот день, как и вчерашний, я провела с братом, радуясь про себя отсрочке задуманного.