подвижного военачальника, равного шахматному ферзю. Но сейчас этот солдат вынужден был бездействовать: пока такой ферзь вмешается в борьбу, пока настанет его черед проявить свою силу, империя лишится императора, а это-то больше всего заботило черного Крунга.

— Эй, пустоголовые, что же вы не спасаете меня! — заорал он на своих подданных.

От самообладания Крунга, так усердно с восхваляемого придворными поэтами, певцами и сказителями, не осталось и следа.

И все-таки слова его подействовали. Солдат «d7», низкорослый, пружинистый, как пантера, кинулся вперед и телом своим преградил дорогу грозней ладье:

3. …d7—d5.

Этот отчаянный бросок развеселил князя Красавчика — тот насмешливо прищурил свои светлые глаза, подумав: «Черт и его земные родичи не столь страшны, как малевали их старые монастырские художники! Пусть злых боятся женщины и маленькие мальчишки! Настоящие мужчины всегда тверды и смелы».

— Хорошо кувыркаешься, дурила! — подковырнул Красавчик черного солдата.

Волосы и борода Крунга стали дыбом, когда он увидал, что его гость снова шагнул на «b6»:

4. Крc7—b6.

Черную армию охватила ужасная паника. Все стратеги этой армии до сих пор считали, что повторять одни и те же маневры глупо, но случилось вроде бы невозможное: маневры, повторенные молодым князем, оказались очень разумными. Теперь что бы ни предпринимали черные солдаты, как бы ни задирал свой хобот черный слон и как бы жалобно ни хныкал перетрусивший черный император, ничем нельзя было помешать белой ладье попасть на ковер «g8»…

Да-да, на пятом, именно на пятом ходу! Попутно ладья могла повредить своим: окованным медью килем три красивых ковра, мягких и пушистых, составлявших гордость дворцовых ковровщиков. А что же произойдет, когда это боевое судно со своей позиции нацелит пушку в почетный угол зала и выпалит? Что из того, что похоронные марши будут долгими и торжественными? Воскресили они жизнь какого-либо убитого, пусть даже коронованного?

— Сдаюсь! — пробормотал старый Крунг и в расстройстве вырвал свой левый ус. — Если вы меня пощадите, я дам вам возможность уйти и никогда не буду нападать на вашу страну! Я стану сторонником мира.

Услыхав эту клятву, волшебник расколдовал ладью, и она снова превратилась в обыкновенную кокарду на берете моряка.

Поскольку все в конце концов закончилось благополучно, то и мы, болельщики, можем быть спокойны за героев этой истории. С тем и завершим наш первый рассказ — нашу первую историю.

Гладиаторы

— Любите ли вы историю античного мира? — спросил дедушка Васил, после того как убрал с шахматной доски все восемь шахматных фигурок, что принимали участие в первой задаче.

— Да! — искренне ответили мы.

Лишь Гоша Пейчев промолчал. Позавчера он едва спасся от двойки, по требованию учителя рассказывая о Древнем Риме, — теперь все античное ему крайне неприятно.

— Все-таки перевес за большинством, — в шутку «оправдался» дедушка Васил перед Гошей.

А для нас это был знак того, что сейчас мы услышим вторую историю.

В амфитеатре просторного цирка на скамейках не было ни одного свободного места. Получив свою долю хлеба, зрители ждали законную порцию зрелища. Две тысячи лет назад такое угощение было самым надежным способом укрепить доверие к многомудрому римскому сенату, кстати, в полном составе занявшему в тот незабываемый вечер все ложи вокруг огромной арены. А там, на арене, стояла огромная квадратная клетка. Она имела такие высокие стены-решетки, что только птицы могли преодолеть эту преграду.

— Пора! — ударил в ладоши самый старый и почтенный сенатор и положил в рот большую маслину.

В клетку ввели слона и пятерых гладиаторов: двоих бойцов в белых доспехах, троих — в черных. Под кожей бойцов играли сильные выпуклые мышцы. Круглые щиты и шлемы, затейливые, как петушиные гребни, отражали смешанный свет факелов и солнца, заходившего за храм Юпитера. Самым рослым среди гладиаторов был эллинский архонт Крелемах, вероломно схваченный под стенами старой Спарты. Он не воспет в античных песнях, потому что поэта Гомера уже не было в живых, а здравствовавшие в ту пору стихотворцы посвящали свои оды только победителям. Сопровождали Крелемаха один рядовой безымянный воин, до дрожи зажавший в правой руке короткий меч, и уже упомянутый слон — белый, красивый, смышленый. Его приручили, когда он был слоненком. Он был очень привязан к Крелемаху и понимал его с полуслова, как и полагается настоящему другу.

— Да поможет нам Зевс! — провозгласили эллины, а бессловесный слон в знак согласия взмахнул хоботом.

Напротив эллинов, нахмурив брови, стоял небритый и злой фараон Круканхамон. Он был взят в плен в страшной битве в дельте Нила и доставлен в Рим на галере завоевателей. Он жалел, что в самом начале битвы не бежал в пустыню на своих длинных и сильных ногах, но кто знал, что враги так многочисленны и так хорошо вооружены?.. Сделав его гладиатором, рабовладельцы разрешили ему командовать только парой воинов-:соотечественников, обожженных под африканским солнцем, вооруженных копьями и крепкими веревочными сетями.

— Изида[7] с нами! — сказал Круканхамон своим воинам, которые скорее верили в острые копья, чем в корову, хоть и божественную.

Будем объективны и заметим: и эллины, и египтяне охотнее сразились бы со своими поработителями, если бы не были отделены от них высокой решеткой.

Прозвучал горн, и управитель цирка вскричал:

— Требую тишины!

Зрители на скамьях замолкли. Старейший сенатор встал и воздел руки.

— Не теряйте времени, о ваши бывшие величества и прочее, прочее, прочее, — сказал он с достоинством, проглотив маслину. — Будьте отважны, и я и попрошу богов подарить свободу тем из вас, кто ее заслужит. Я хотел бы, чтобы ваши удары были точными и быстрыми, чтобы они доставили удовольствие всем нашим — от лож до галерки!

Граждане на галерке приподнялись и вытянули шеи: что, мол, дальше последует?

— Эта золотая сестерция решит, — второй по старшинству сенатор показал большую монету, — кому нападать первому!

Он подбросил монету, и по