Рябов. Ни слова не говоря, он одними лишь знаками рассказал товарищам, что только что мимо пролома прошли пятеро американских солдат, а сейчас – тихо и никого поблизости нет, а потому можно попробовать проникнуть сквозь пролом на территорию аэродрома. Богданов кивнул и беззвучными знаками показал, что первым в пролом должен ползти Рябов, вторым – он сам, за ним – Павленко и Муромцев, а последним – Дубко.

Так и сделали, и скоро вся команда оказалась на территории аэродрома. Здесь они осмотрелись, никого поблизости не обнаружили, и тотчас же поднялись в полный рост. Они не опасались, что их увидят. Наоборот, это было частью их плана. В самом деле, глупо было, находясь на территории чужого объекта, таиться где-нибудь в засаде. Во-первых, спецназовцев могли обнаружить и сделать выводы, которые, как ни крути, а были бы не в их пользу: отчего, мол, они таятся? Что за странное поведение? Что за странные люди? А во-вторых, попробуй затаись, когда тебе совсем неизвестна местность. Ну, и в-третьих – спецназовцам нужно было не таиться, а действовать. Немедленно, потому что время поджимало.

– Видите разбросанные кирпичи? – негромко сказал Богданов. – Значит, так. Снимаем с себя оружие, складываем его в сторонке, чтобы не было видно, но так – чтобы до него в любой момент можно было добраться одним прыжком. И начинаем складывать кирпичи в штабель. Наводим на аэродроме порядок. Одним глазом смотрим на кирпичи, другим – изучаем обстановку. На все про все – пятнадцать минут. Василий – за командира. Если что – вступаешь с союзничками в разговор. В общем, отвлекаешь их, как можешь. Усыпляешь их бдительность. Ну, начали!

Муромцев присел на камень. Ему было нехорошо, его мутило, бросало то в жар, то в холод, болело все тело, иногда ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Но он держался, как мог. Он понимал, что обязан держаться во что бы то ни стало, иначе – превратится в обузу для своих товарищей. Конечно, они его не бросят, но если он окажется без сознания, то тем самым затруднит выполнение задания. А может, обремененные раненым Муромцевым, товарищи и вовсе не смогут выполнить задание. Поэтому – нужно напрячь все силы и держаться. Во что бы то ни стало, любыми путями и способами!

Бойцы сбросили с себя оружие. Конечно же, не всё, а лишь автоматы, которые невозможно было спрятать под одеждой. Пистолеты, ножи и гранаты они оставили при себе. И начали энергично складывать разбросанные кирпичи в штабель, одновременно осматриваясь и примечая, что к чему: куда ведут дороги, что за здания высятся неподалеку и вдалеке, как к ним лучше подобраться… Одновременно они прислушивались к человеческим голосам где-то вдалеке, к звукам работающих моторов, к лязгу и скрежету железа, еще к каким-то звукам – непонятным по происхождению, но которые обязательно нужно было понять, потому что от этого могло зависеть очень многое…

Какое-то время к ним никто не подходил. Но вот вдалеке зазвучали голоса, и вскоре перед спецназовцами возникли шестеро американских солдат. Все они были без оружия, а это означало, что они не при исполнении служебных обязанностей. Что ж, тем лучше: в случае чего справиться с этой некстати появившейся безоружной шестеркой будет проще. Хотя, по понятным причинам, спецназовцы не собирались нападать на американских солдат. Уложить, конечно, они бы их уложили единым махом, да и тела нашли бы куда припрятать, но – зачем? А вдруг их стали бы искать и, не найдя, объявили бы тревогу по всему аэродрому? Разумеется, это помешало бы бойцам выполнить задание. Нет, тревога, конечно, будет объявлена, без этого, пожалуй, не обойтись никак, но это, по расчетам наших, должно случиться потом, чуть позднее, когда они выполнят основную часть задания. А до этого им нужно вести себя как можно тише и незаметнее – в том числе постараться не связываться с этими так некстати подвернувшимися солдатами.

Американцы, между тем, подошли к спецназовцам совсем близко и остановились. Какое-то время они молча наблюдали за их работой, а наши, не прекращая работы, – за ними. Наконец один из солдат сказал, обращаясь к Богданову:

– Отдохнул бы, парень. Кирпичи не убегут. Если ты заметил, у них нет ног.

Остальные пятеро громко засмеялись, довольные такой незамысловатой шуткой своего приятеля. Богданов ничего не сказал в ответ и не прекратил работы, лишь мрачно усмехнулся в ответ.

– А что это ты такой серьезный? – не унимался американский солдат. – А, понимаю! Видать, ты давно не был в увольнении! Тут, конечно, загрустишь. Кирпичи – это тебе не выпивка и не девочки! С ними – никакого удовольствия!

Солдаты опять громко захохотали.

– Оставь его, приятель, – сказал Муромцев, обращаясь к веселому солдату. – Не до девочек нам сегодня. Видишь, выполняем срочное задание?

– Это кирпичи – срочное задание? – недоуменно пожал плечами солдат. – Да они тут валяются уже полгода!

– А ты расскажи об этом начальству! – усмехнулся Муромцев, стараясь, чтобы его улыбка выглядела как можно естественнее и беззаботнее.

– Это – да, – согласился солдат. – Спорить с начальством – себе дороже… А что это ты такой бледный и замученный? А говоришь, что давно не был в увольнении! Хотя, может, и не был, не спорю. Скажу тебе по секрету – тут неподалеку есть один очень милый пролом в стене! Ты понимаешь, на что я намекаю? Хотя думаю, ты и без меня протоптал к нему дорожку. А? Кстати, эти кирпичи – чтобы ликвидировать этот пролом. Уже полгода собираются его заделывать… Так что вы, парни, не слишком усердствуйте. Пусть он еще побудет – для нашего же общего удовольствия! Ну, так отчего ты такой измученный? Расскажи. Своему брату солдату будешь говорить, не кому-нибудь.

– Приболел я немного, – сказал Муромцев.

– Ну, так и повалялся бы в казарме денек-другой! – пожал плечами солдат. – Или не знаешь, как это делается? А кирпичи бы подождали.

– Хорошо, – с улыбкой произнес Муромцев. – Вечером я лейтенанту так и скажу. Думаю, такие слова ему понравятся.

Солдаты опять дружно загоготали и пошли дальше. Опасность до поры до времени миновала.

– Черт их принес, этих болтунов! – вполголоса выругался Рябов.

– То ли еще будет! – хмыкнул Дубко.

– Перекур! – шепотом произнес Богданов. – Пятнадцать минут уже прошли.

Бойцы собрались в кружок и принялись совещаться, не