Совершенно неожиданно для себя я выхватила отпечатанный на принтередокумент и мгновенно положила на его место чистый лист бумаги, из стопки. Эриквзял этот лист, не заметив подмены, и так же, как и вчера, сжег его впепельнице, а потом отнес пепел на кухню. Дальше все было по вчерашнемусценарию: он так же сел в кресло и замер, а через полчаса порозовел и очнулся.Увидев меня, он вскочил и даже взял меня за руки.

— Ну что, что это было? Неужели все как вчера?

Тут он заметил, что держит мои руки и вообще стоит слишкомблизко, и смутился.

Но мне стало не до телячьих нежностей, потому что кое-чтовстало на свои места в моей голове. Поэтому я спокойно отняла руки и отошла отЭрика подальше.

— Вы так же, как и вчера, работали на компьютере,подготовили такой же документ…

— И что, что там было?

Ни слова не говоря, я протянула ему отпечатанный на принтерелисточек. Эрик вцепился в платежку и уставился на нее в совершенном изумлении.Через полминуты он поднял на меня растерянный взгляд.

— Если бы я не видел это своими глазами — ни за что быне поверил! Не могу придумать этому никакого логического объяснения. Неужелидействительно я напечатал это в бессознательном состоянии? Это совершеннокорректно подготовленное платежное поручение, плательщик — Фонд имени УльрихаМайера, та самая благотворительная организация, местное отделение которой явозглавляю. Я ведь рассказывал вам про это вчера?

— Ну да.

— Да-а, банковские реквизиты, расчетный,корреспондентский счета, индивидуальный номер налогоплательщика и прочееуказаны совершенно правильно. Впрочем это не удивительно: реквизиты моего фондав компьютере забиты и проставляются в платежке автоматически.

Я смотрела на Эрика укоризненно — уж очень меня утомилиразные непонятные слова, — но он никак не реагировал на мой взгляд.

— А вот получатель, — бормотал он, какненормальный, — некий фонд «Арвен», о котором я никогда не слышал. Егобанковские реквизиты мне ничего не говорят, но они производят впечатлениевполне корректных, по крайней мере, в ИНН — десять цифр, в расчетном икорреспондентском счетах — по двадцать, все как полагается.., я ведь могупроверить, соответствует ли корсчет названию банка… А сумма платежа не указана.

Интересно.

Очевидно, я не выдержала и издала какой-то звук, потому чтоЭрик соизволил посмотреть на меня.

— Не сочтите меня ненормальным, — совершенноправильно отреагировал он на мой взгляд. — Дело в том, что скоро на счетнашего фонда поступит из Германии очень большая сумма денег для целевогофинансирования нескольких детских больниц… Вы понимаете, что будет, если я идальше не смогу контролировать свои" действия? Ведь мне доверяют огромныеденьги… Что со мной происходит?

Я смотрела на Эрика и думала: искренен ли этот человек? Онпроизводил на меня очень хорошее впечатление, разумеется, если забыть о первойнашей встрече, когда Гораций вымазал его плащ. Серьезный, солидный мужчина.Опять же общался с Валентином Сергеевичем, а уж ему-то я доверялабезоговорочно.

Но с другой стороны, говорят же, что у мошенников всегдасамые честные глаза… Может, он нарочно хочет заручиться моим свидетельством,чтобы я подтвердила… Подтвердила — что? Что он неизвестно куда перевелдоверенные ему деньги не по злому умыслу, а в бессознательном состоянии? Новедь это совершенный бред! Кто в такое поверит — с моим свидетельством или безнего? Да и денег-то пока никаких нету, он их еще не получил, так что перевестине мог, во всяком случае, он так говорит. Тогда зачем я ему нужна? Какговорится, в жизни случится такое, что не придумаешь и в книжке не прочитаешь.

Мне предстояло решить трудную задачу: либо поверить, чтоЭрик порядочный человек, попавший в беду, либо считать, что со мной играют вгрязную игру. Существовал еще третий вариант: оба мы с Эриком хором сошли скатушек, но в такое верить совсем не хотелось.

В пользу Эрика говорит его дружба с Валентином Сергеевичем иеще Гораций. Гораций хорошо к нему относится, а ведь собаки чувствуют фальшь ипритворство, и вообще плохих людей. А во вред Эрику говорит только то, что яего совершенно не знаю. Не знаю, как он жил до того, как переехал в этот дом,не знаю, почему он один.

Да, действительно, а почему он один? Такой, можно сказать,симпатичный мужчина, то есть белобрысый, конечно, но аккуратный, вежливый,образованный, да и обеспеченный, в конце концов! В наше время состоятельностьчуть ли не на первом месте, особенно среди молодых девиц! Я представила, какЭрик едет на своей машине, а рядом с ним расселась шикарная такая девица спатологически длинными ногами и роскошной рыжей гривой. Хотя нет, он, наверноепредпочитает брюнеток, раз сам — блондин. Хоть брюнетка, хоть блондинка, но мнетакое зрелище не понравилось. Не ходят к нему девицы, иначе Раиса Кузьминичнабы знала, уж такой факт она не пропустит.

Тут я сообразила, что уже минут двадцать мы сидим с Эриком имолчим. Я уставилась куда-то в пол и предалась размышлениям, а он, оказывается,смотрел на меня.

— Вы мне не верите? — спросил он тихо.

Вечно у меня все написано на лице!

Возможно я взбалмошная, эгоистичная и легкомысленная. Но яотнюдь не толстокожая. И я поняла, что от моего ответа Эрику зависит оченьмногое. Если я отвечу отрицательно, то Эрику будет плохо, а я тоже потеряючто-то, чему пока не могу дать названия.

— Верю! — сказала я.

Он улыбнулся и посмотрел на меня ласково, но я быланастроена серьезно.

— Если я вам верю, то и вы тоже должны мне поверить, —сказала я строго. — Так что ничему не удивляйтесь.

Я подошла к столу и написала на чистом листке бумаги:

«Пойдемте в ванную!»

Эрик прочитал и буквально отвесил челюсть.

«Зачем?» — спросил он меня глазами.

«Так все делают, когда не хотят чтобы их подслушивали», —невозмутимо написала я.

«Вы считаете, что нас могут подслушивать?»

«Не исключено».

Тут листок кончился, и теперь уже я сожгла его в пепельнице.

— Дорогой, я приму душ! — крикнула янеестественным голосом и хлопнула дверью посильнее.

В ванной я уселась на стиральную машину и стала ждать Эрика,предварительно пустив воду из крана.

— Что это значит? — явился он весьмаудивленный. — Что за детские игрушки?

— Слушайте меня внимательно, потом будете критиковать.Значит, каждый вечер с вами происходят странные вещи, — начала явполголоса. — Вы впадаете в ступор в лифте, то есть лифт тут ни при чем,дело во времени.

Ровно в семнадцать часов тридцать три минуты вам становитсянехорошо, независимо от того, где вы находитесь — в лифте или на лестнице. Дальшевы приходите в квартиру, и по прошествии некоторого времени у вас полностьютеряется память, вы не контролируете себя и в бессознательном состоянии делаетестранные вещи. То есть это вам кажется, что странные, потому что вы не можетесебе представить, что в бессознательном состоянии человек способен действоватьлогично. А на самом деле вы печатаете платежное поручение, то есть ничегостранного в этом нет. Вот если бы вы чувствовали себя Тарзаном, бегали бы поквартире в голом, простите, виде и искали свою Джейн, то…