На мгновение повисло тяжелое молчание.

– Иди, доченька… – вдруг прошамкала согбенная старуха, тяжело опиравшаяся на клюку. – Иди, моя хорошая, ничего не бойся, подпали иродов…

Настя – а это была та девушка, что я нашел в избе с лейтенантом, – сильно вздрогнула, сгорбилась, словно ее хлестнули плетью по плечам, сделала к сараю еще пару шагов, а потом вдруг сорвалась на бег и с размаху зашвырнула факел в груду хвороста.

Воздух разрезал дикий вопль:

– Будьте вы прокляты-ы-ы!!!

Огонь занялся моментально, в воздух с глухим ревом взметнулся искрящийся столб пламени, заглушивший истошный визг в сарае.

– Не надо!!! – Лейтенант вдруг упал на колени предо мной. – Я знаю… знаю, вы меня тоже не помилуете… Не отдавайте меня этим варварам, я умоляю вас, пощади-и-ите…

Японец скорчился на земле и зашелся в истеричных рыданиях.

Я помедлил немного и тихо сказал:

– Успокойтесь, господин лейтенант, я не отдам вас никому. Я убью вас сам…

– Но вы… – взвыл лейтенант, – вы же обещали меня не убивать! Обещали, я точно помню. Да, да, обещали-и-и!

– Нет, господин лейтенант, вы ошибаетесь. Я обещал вас не расстреливать. И не расстреляю… – Я развернулся и пошел в деревню.

Старшего лейтенанта опять отправили под замок, потому что в деревне начались похороны. На маленьком погосте с почерневшими от времени крестами появилось еще семь могилок, шесть одиночных и одна общая – убитых в лесу жителей деревни уже успели растерзать дикие звери, поэтому их положили в братскую могилу.

Батюшки своего в деревне не было, но заупокойную панихиду неожиданно вызвался служить Лука. Как выяснилось, он в прошлом окончил семинарию, правда, отчего-то остался не рукоположенным в духовный чин. Или лишен оного за какой-то проступок. Я не особо допытывался, а сам Лука только коротко отговорился, что недостоин.

К делу Мудищев подошел серьезно, сначала поинтересовался у «обчества», как он сам выразился, не против ли оно, если службу проведет человек без духовного звания, и только после того, как оное «обчество» ответило горячим согласием, приступил к процессу. Отслужил на славу, истово и усердно, ревел так, что вороны повзлетали с деревьев.

Полухина я похоронил сам. Разровнял землю на могилке, присел рядом и вытащил из кармана пачку японских сигарет – неожиданно сильно захотелось закурить. Даже несмотря на то, что я никогда не курил. Или курил, но не я нынешний? Да плевать…

– Вы его знали, Александр Христианович? – Майя с Мадиной подошли ко мне и положили на могилку букетики полевых цветов.

– Да, Сережа – мой сослуживец. Мы дружили в свое время.

– Хотите выпить, помянуть его? – Майя достала из кармана пузырек со спиртом и маленькую чашечку, а Мадина развернула лоскут с порезанным копченым мясом и лепешкой. – Мама говорила: когда пьешь за умерших, они на том свете улыбаются. Мы все взяли с собой. А еще в вещах у нас есть пара бутылок французского вина и коньяк, тоже французский. Мы берегли на особый случай. Принести?

– Спасибо… – Я приобнял сестер. – Но нет, вино и коньяк пусть останутся действительно на самый особый случай. Мы их выпьем на ваших свадьбах.

Мадина пренебрежительно показала жестами, что она совсем не хочет выходить замуж, а Майя как-то странно на меня посмотрела и после долгой паузы сказала:

– Я не знаю, как это, когда за тобой… ухаживают. Я даже никогда не была на балах…

Я невольно улыбнулся.

– А хотите, мы сегодня вечером устроим танцы?

Ляпнул невпопад, но идея пришлась обеим сестрам по душе, младшая так вообще чуть не запрыгала от счастья.

Ну… война войной, но маленькие человеческие радости надо себе устраивать. Как говорил герцог Бургундии Карл Смелый, жизнь слишком коротка, чтобы забывать о развлечениях. Вот интересно, я с ним был лично знаком? Н-да… вполне может быть. Что-то такое неуловимо мелькает. А может, и с кем-нибудь из Людовиков, которые были королями Франции. Или самим д’Артаньяном… Хотя нет, этот персонаж позже нарисовался в истории.

Дальше мы помянули Полухина, после чего Майя убежала ухаживать за ранеными и забрала с собой сестру, вознамерившуюся было остаться со мной. Ну а я отправился на общественный сход, собранный для обсуждения необходимости переселения, где первым и выступил. Доступно и просто объяснил, что в Россию мы никого переправить не сможем, как ни вывернись, а если люди останутся, то после повторного появления японцев позавидуют мертвым. И предложил выход – переселиться в глушь, на север, и ждать там, когда вернется российская власть.

На удивление, народ быстро согласился. Погомонили, успели переругаться друг с другом, а потом дружно начали собираться. Бабы занялись хозяйством, а мужики ушли на берег ладить дополнительные плавсредства и, по моему распоряжению, оснащать имеющиеся лодки противопульными щитами из досок. Ну а дед Фомич осуществлял общее руководство.

На обед приготовили громадный котел щей, на общее пропитание, наваристых и вкусных, на говядине – пустили под нож единственную коровенку, пережившую нашествие косоглазых. Бабы оплакивали ее как близкую родственницу, но все прекрасно понимали, что забрать рогатую с собой не получится. Впрочем, кое-какую мелкую домашнюю живность с собой все-таки взять планировали.

А одновременно в деревне по моей просьбе сладили виселицу. Ничего особенного, два вкопанных в землю высоких неошкуренных бревна и перекладина. Ну и пеньковая веревка с петлей, как без нее. Вервие со скрипом оторвал от души Фомич, теперь в деревне каждая мелочь становилась на вес золота. Где другую возьмешь?

Старшего лейтенанта тащили волоком, сам он уже не мог идти – только жалобно выл, судорожно пытаясь цепляться ногами за землю. Черт, какие там пытки, японец сейчас испытывал гораздо более страшные муки.

Мне было противно на него смотреть, а еще – немного жалко. Не исключаю, что в бою он мог быть храбрым и толковым офицером, но сейчас перестал быть даже человеком. Такое случается: стоит чуть дать слабину, слишком захотеть жить, и начинается цепная реакция – человек цепляется за свою душонку изо всех сил. И подобное зачастую происходит с людьми, которые привыкли забирать чужие жизни без причины, просто из прихоти.

– Ну что, господин старший лейтенант. – Я присел рядом с японцем. – Пора платить по счетам. Вас уже заждались на том свете ваши кредиторы…

Японец ничего не ответил, он лежал на земле, сжавшись в комочек, и только жалобно всхлипывал.

Но и в этот раз с казнью пришлось повременить, потому что к деревне вышел капитан Борис Стерлигов и с ним – двадцать два солдата из гарнизона, находящегося в Корсакове.

Капитан, высокий и крепкий брюнет лет сорока, оказался военным юристом, дико педантичным и занудным служакой, но при этом вполне адекватным человеком. Он даже не пытался качать права, а совершенные нами подвиги тут же взялся задокументировать, чтобы потом передать по инстанции для награждения. Моя персона тоже не вызвала у него никакого отторжения. Он только насыпал кучу параграфов и пунктов разных законов, подтверждающих, что я теперь совершенно чист перед правосудием.