Было почти десять.

Вечер оказался на удивление теплым.

Наташа шла по тротуару по направлению к скверу и беззаботно помахивала сумочкой, в которой, кроме косметички, кошелька и ключей от квартиры, лежала банка пива, купленная в баре.

Наташе вдруг показалось, что на нее кто-то смотрит.

На противоположной стороне улицы она увидела человека, показавшегося ей довольно странным. Он вцепился в нее взглядом.

Еще выходя из хозмага, Наташа обратила на него внимание. Тогда он стоял возле автобусной остановки. Сейчас он неторопливо перешел улицу и очутился прямо позади ее. «Только этого мне не хватало. Во прилип. Надо прибавить шагу. Оторваться от него», – решила она и ускорила шаг. Хотя топать на шпильках по неровно уложенному тротуару – удовольствие небольшое.

На ногах человека, идущего за ней, были кроссовки, в них он быстро догнал девушку.

Наташа стала вспоминать. Что-то в нем было отдаленно знакомое. Ведь видела его. Но где, где? «А может, он отвязался?» Она решила обернуться. Облегченно вздохнула. Кажется, отстал. Но, наверное, будет лучше, если она пойдет домой. Прямо сейчас. А в сквер она придет в следующий раз, и не одна.

Самое подходящее сейчас – поймать такси.

По улице ехала машина – такси с желтым огоньком на крыше.

«То, что надо», – решила Наташа и подняла руку.

Такси подкатило к самой обочине. Водитель по-джентльменски раскрыл перед девушкой дверь.

– Прошу, – галантно пригласил он ее, указав рукой на сиденье.

Наташа не любила ездить на переднем сиденье рядом с водителями. Сколько раз так попадала, что при переключении скорости водитель как бы нечаянно, вместо рычага, брался за ее круглое колено.

Она помедлила, как бы раздумывая.

– Садитесь, – нетерпеливо произнес водитель.

И Наташа села. Она закрыла дверь. Машина сразу же поехала. Удивило, что водитель не спросил, куда ехать.

Наташа сама назвала адрес, затем уткнулась в сумочку, чтобы достать из кошелька деньги. Чуть скосила глаза в сторону, на ноги водителя, и негромко ойкнула.

Кроссовки! На его ногах были точно такие же кроссовки, как на том типе, который шел за ней. Какое-то время она сидела, не поднимая головы. Потом осмелилась, глянула на водителя.

Точно – он. Он сидел, сжимая в руках руль, и словно не замечал Наташу. А она, воспользовавшись этим, протянула правую руку к ручке.

Конечно, выпрыгнуть на скорости из машины – равносильно самоубийству. Но Наташа была готова попробовать.

Он больно ударил ее по руке.

– Куда ты? Сиди! – рявкнул он на нее, как на собаку. Наташа заплакала. Только теперь она заметила, что машина едет вовсе не туда, куда надо ей.

– Остановите. Остановите немедленно! – Она попыталась схватиться за руль, но удар кулака в лицо заставил ее отказаться от своих намерений.

– Сиди, потаскуха. И не ерепенься.

– Вы… вы – подлец! Негодяй! – закричала девушка, но это только рассмешило его. Он разразился раскатистым смехом.

Наташе везло на идиотов, многие из которых затевали скандалы в магазине, не удовлетворенные приобретенным товаром. «Боже, кто он?» – испуганно думала Наташа. Она успела заметить, что машина вылетела на загородное шоссе. Тогда Наташа не сдержалась, заорала на него:

– Куда ты меня везешь? Ответь?

Он не ответил, сосредоточенно уставившись на дорогу. Это еще больше взбесило Наташу.

– Чего ты молчишь, урод? Сволочь! Останови машину, тварь! Слышишь меня? Урод!

Теперь он удостоил ее своим взглядом. Ох и неприятный у него оказался этот взгляд. Глаза – пустые, ничего невозможно в них прочесть.

– Кто урод? Я? – Он как будто удивился. Неужели никто никогда не говорил ему такого.

– Слушай, ну чего тебе от меня нужно? Ты хочешь меня трахнуть? Да? Ну скажи ты, черт тебя побери! Останови. Ведь мы уже за городом. Ну давай здесь. Зачем куда-то ехать? Слышишь меня? Я выпила пива и хочу писать.

Он только мотанул головой и, ухмыльнувшись, предложил:

– Ссы, не стесняйся. Я потерплю. Давай.

– Дурак! – рявкнула Наташа. Она все не могла расстаться с мыслью, что где-то видела эту неприятную личность. И когда он наклонился что-то поправить внизу, Наташа вскрикнула, словно ее ошпарили кипятком: – Вспомнила. Я узнала тебя. Это ты приходил к нам в магазин и купил топор…

На его лице появилась злая улыбка.

– Я знал, что когда-нибудь это случится. К тебе приходили из милиции? Ну говори? И не вздумай врать, подлюка! Глотку порву. – Он замахнулся.

Наташа, уклонившись, ударилась головой о стекло. Тут же схватилась руками за голову.

– Да я вовсе и не собираюсь врать, – плача проговорила она, теряя надежду на спасение.

– Правильно. – Он кивнул головой. – Тогда говори: уж очень интересно мне узнать, чего ты наплела ментам.

– А чего я могу наплесть? – жалобно пропищала Наташа. – Приходили из уголовного розыска. Я сейчас не помню фамилию сотрудника. У меня на работе записана его фамилия и телефон. Честное слово. Я не вру вам.

Он ухмыльнулся.

– Эту часть можешь опустить. Давай о главном.

Девушка утерла слезы и растерянно спросила:

– А о чем? Что вас интересует?

Уважительное обращение на «вы» ему понравилось. Он удовлетворенно встряхнул головой и сказал:

– Меня интересует, что ты им наплела обо мне? Мое лицо?

– Нет, нет. Я ведь не видела вашего лица, когда отпускала… – она замялась, – …товар.

– Это правда. Я специально смотрел на тебя, а ты на меня даже не взглянула.

– Скажите, а топор вы купили, чтобы кого-то убить? – поборов страх, спросила Наташа, вспоминая, что милиционер, который опрашивал ее, говорил о человеке, убивающем топором.

– Это тебе мент насвистел?

Наташа призналась:

– Да. Милиционер. А разве это неправда?

Он не ответил на ее вопрос, процедил сквозь зубы:

– Понятно. – И вильнул рулем. Машина послушно съехала на обочину, остановилась.

«Что он хочет? Зачем остановился?» – Наташа боялась на него поднять глаза. Боялась всего: его взгляда, его голоса, прикосновений.

– Ну чего ты?.. – Он тронул своей лапищей ее за волосы.

– Свои кудри? – спросил он, понюхав волосы.

– Что – свои? – спросила девушка. До нее не сразу дошло. «Вот идиот! Выбрал время спрашивать про кудри. И не знаешь, как ответить, чтобы угодить».

– Нет, не свои. Химия, – ответила и не угодила.

Его физиономия сделалась кислой. Минуту-другую сидел молча, видно, разочарованный ее признанием.