И в этот момент у меня в голове начинает звучать музыка, и я закрываю глаза и прислушиваюсь. Прижавшись лбом к стеклу, я стараюсь сосредоточиться на мелодии и словах, которые постепенно обретают форму песни.

Шесть песен. Мне необходимо написать шесть песен, и может быть, только может быть, я уже вижу начало первой из них. Моя сумка все еще висит у меня на плече, я поспешно направляюсь к креслу, стоящему у камина, и достаю блокнот.

По мере того как я записываю слова и ноты, меня охватывает волнение. Мне нужна гитара. Очень, очень нужна гитара. Это единственное, о чем Крейтон не мог знать, потому что организовал доставку всего необходимого для меня еще до того, как узнал, кто я.

Я смотрю в окно на темный город. Уже слишком поздно, чтобы отправляться на поиски гитары, так что я продолжаю записывать слова и ноты, стирая их и снова записывая, пока моя рука не немеет, а спина не начинает болеть.

Я откладываю в сторону карандаш и встаю. Мои мускулы протестуют, а голова кружится. Прошлой ночью я спала очень мало, и после всех сумасшедших событий усталость, наконец, дает о себе знать.

Закрыв блокнот, я бреду в спальню, и кровать манит меня, как голоса сирен. Проведя рукой по шелковистому одеялу, я сдаюсь, стягиваю с себя одежду, бросаю ее на пол и укладываюсь в постель.

Завтра. Завтра я найду магазин, где продаются гитары.

Я открываю глаза и несколько раз моргаю, оглядываясь по сторонам.

Где я?

И тут же вспоминаю. Пентхаус Крейтона. Нью-Йорк. Повернув голову, я вижу рядом лишь гладкие простыни.

Я сажусь и потягиваюсь, а потом мое внимание привлекают часы. Уже почти полдень, и ничто не говорит о том, что Крейтон добрался до кровати этой ночью.

Я свешиваю ноги с кровати, встаю и осматриваю огромную спальню.

Нет. Никаких признаков его пребывания здесь.

У меня урчит в животе, и я бреду в сторону кухни, надеясь найти там записку или еще что-нибудь, что укажет мне, где сейчас находится мой муж. Но гранитная столешница идеально чиста, и на ней нет никакой записки.

Я хватаю телефон и вижу сообщение, отправленное мне три часа назад.

Я буду дома позже. Располагайся поудобнее. Если тебе что-нибудь понадобится, позвони швейцару.

Я удивлена, что он знает номер моего телефона, но и так понятно, от кого это сообщение.

Мое страстное желание заполучить гитару не прошло, но я совсем не собираюсь просить швейцара раздобыть ее для меня. Это Нью-Йорк, а в Нью-Йорке есть все.

Я достаю телефон и захожу в «Гугл».

Вот оно! Очевидно, то, что мне нужно, – «Рудиз Мьюзик». Я смотрю местоположение и понимаю, что пешком туда не добраться. Я понятия не имею, как связаться с шофером Крейтона, так что решаю в первый раз в жизни поймать такси. Это, наверное, несложно.

Даже не потрудившись принять душ или переодеться, я выхожу из пентхауса. В конце концов, мне нужно написать несколько песен, и впервые за несколько месяцев я не могу дождаться момента, когда засяду за работу.

Я парю в облаках, понимая, что написала самую лучшую на настоящий момент песню в своей карьере. Конечно, моя карьера началась всего девять месяцев назад, но песни я пишу намного дольше. И все равно эта песня – настоящий хит. Я не обделена скромностью, но даже я понимаю, что напала на золотую жилу.

Я даже не знаю, сколько прошло времени к тому моменту, когда я снова вхожу в гигантский вестибюль дома, в котором живет Крейтон. Последние несколько часов я сидела в уголке магазина Руди, погрузившись в мир музыки. Руди, доброжелательный старый франт, попросил меня освободить помещение только через час после обычного времени закрытия магазина. Полагаю, он тоже был захвачен моей музыкой, и он был любезен и почтителен и пообещал прийти на мой концерт в следующий раз, когда я буду выступать в Нью-Йорке.

Я достаю ключ-карту, которую мне дал швейцар, когда я уходила, нажимаю кнопку «П» и прислоняюсь к зеркальной стене лифта. Поскольку Крейтон занимает весь верхний этаж, из лифта я выхожу на площадку, где есть только одна дверь. Я оставила ее незапертой, полагая, что до нее может добраться только тот, у кого есть ключ-карта.

Я не могу удержаться и не напевать мелодию моего шедевра, когда вхожу в темную квартиру. Бросив сумку на огромный стол при входе, я беру в зубы блокнот и начинаю стягивать сапоги. Снаружи холодно, как в аду, и даже несмотря на небольшое расстояние, которое мне пришлось пройти от угла улицы, где я вышла из такси, до дома, я успела наступить на какую-то гадость, спрятанную под снегом, идущим весь день. А поскольку я забочусь об этих сапогах больше, чем некоторые люди о своих детях, – это одна из немногих дорогих вещей, которые я позволила себе купить, – я обещаю себе сейчас же вернуться и почистить их.

Я пересекаю гостиную, направляясь на кухню, и в этот момент в комнате загорается свет. И я вижу Крейтона, сидящего в кресле у камина.

Мне в голову мгновенно приходит сцена из тех фильмов, в которых подросток крадется в дом после комендантского часа, установленного его родителями. Они тихонько поджидают его в гостиной, а потом, при его появлении, включают свет. У меня никогда не было матери, которая бы потрудилась установить для меня комендантский час, не говоря уже об отце, так что когда я видела такие сцены в кино, я невольно испытывала чувство зависти. Бабушка была потрясающей, но она укладывалась спать в девять часов, а я слишком уважала ее, чтобы приходить домой позже полуночи, так что это был мой комендантский час, установленный мною самой.

Лицо у Крейтона мрачное, и он сердито спрашивает:

– Где ты, черт возьми, была?

Я замираю на месте при этом вопросе.

– Прости?

– Я сказал, где ты, черт возьми, была?

Я ошарашена его тоном. Это Крейтон ушел через пару минут после того, как привел меня в свой пентхаус, так что если кому и следовало бы злиться, так это мне. И, несмотря на то что это роскошное место, я не та девушка, которая будет бездельничать целый день. Он ничего не говорил о том, что я не должна уходить из дому.

Я пытаюсь отшутиться.

– Я тоже рада видеть тебя, мой дорогой муженек.

– Отвечай на вопрос, Холли.

Серьезно, почему он так зол?

– Я уходила. Мне нужна была гитара, так что я пошла и нашла ее.

– И ты не могла ответить на звонки?

Я бросаю взгляд на свою сумку. Я не помню, чтобы телефон звонил, и я точно не доставала его с того момента, как оказалась у Руди. Я смотрю на Крейтона, и чувство вины охватывает меня. Но оно быстро рассеивается, когда он вскакивает с кресла и направляется ко мне.

– Не смей выходить из дома, если я не знаю, куда ты направляешься.