Я приподнимаю задницу выше, вставая на цыпочки, без слов пытаясь сказать ему: «Держи свой язык подальше от моего ануса!», но что я получаю в ответ?

Сильный шлепок обжигает мою ягодицу.

– Ой!

Я чувствую, как движутся губы Крейтона между моих ног, когда он говорит:

– Перестань ерзать, Холли. Если я захочу лизать твой маленький тугой анус, ты не остановишь меня.

При слове «анус» он нажимает большим пальцем на чувствительные нервные окончания этого места, уже влажного от моих выделений и его слюны.

И по моему телу пробегает дрожь.

– Черт, я обожаю твою задницу, – говорит он, погружая палец в тугое кольцо мускулов.

Мои соски? В этот момент они могут пробить пуленепробиваемое стекло. Мне не должно это нравиться. Я не должна хотеть этого. Но я хочу.

И тут он поднимается и делает шаг назад. Как ни смущена я его действиями, мне уже не хватает его прикосновения. Я открываю рот, чтобы воспротивиться, но его губы прижимаются к моим волосам.

– Не смей шевелиться, черт возьми! Я отлуплю эту роскошную задницу, если ты не окажешься в нужном мне положении, когда я вернусь.

Хорошо, если я была возбуждена до этого, теперь я уже задыхаюсь, как сука в течке. И я больше не думаю о том, что не должна хотеть этого. Мне уже все равно. Я хочу лишь одного – чтобы он немедленно вернулся.

Я не смею пошевелиться, хотя часть меня приветствует идею Крейтона отлупить мою задницу. Откуда ко мне приходят эти мысли? О да, из моей вагины.

Крейтон не заставляет меня долго ждать. Я даже не поднимаю голову, когда слышу его шаги, пока он идет по гостиной. Я, возможно, вздрагиваю, когда он кладет руку на мою поясницу, но это только оттого, что при любом контакте с его телом оживают нервные окончания, о существовании которых я даже не подозревала.

– Хорошая девочка.

Он поднимает руку, и я расслабляюсь, но тут же подпрыгиваю, когда он шлепает меня по заднице.

– За что? – хрипло вскрикиваю я, и мне даже не хочется признавать, что этот звук издала я.

– Потому что мне этого хочется.

Я снова опускаюсь на диван. Боже! Этот мужчина!

Но я снова замираю, когда что-то холодное и липкое покрывает то место, которое до сих пор было запретным.

– Эй, что ты делаешь?

– Все, что хочу. И это просто смазка, моя сладкая.

Что… просто смазка? Зачем нам, черт возьми, смазка, если мы не собираемся пока этого делать? Я не успеваю задать этот вопрос, потому что к моему анусу что-то прижимается.

– Что…

– Ш-шш, – говорит он. – Это просто небольшая затычка. Ненамного больше моего пальца. Я хочу трахать тебя, когда твоя задница заполнена чем-то.

Я судорожно перевожу дыхание. Черт. Вот дерьмо!

Но я не протестую. Не думаю, что в этот момент в моем мозгу работают хотя бы две серых клеточки, потому что я превратилась в клубок нервов. Следы моего возбуждения покрывают скользкой влагой мои бедра и наверняка оставляют пятна на кожаной обивке дивана. Но беспокойство об этом покидает меня, когда затычка проходит сквозь тугое кольцо мускулов в мою задницу.

Я шумно выдыхаю. Он может говорить, что затычка не больше его пальца, но, по ощущениям, она огромна.

– О, мой Бог! – шепчу я.

Небольшое жжение утихает, затычка проникает внутрь и останавливается там. Крейтон нажимает на нее, и я приподнимаюсь на цыпочках.

Резкий шлепок обжигает мою задницу, и рука Крейтона ложится мне на плечо, заставляя меня снова опуститься на диван.

– Теперь мы готовы.

Я не утруждаю себя согласием, потому что его другая рука скользит между моих ног, чтобы выяснить, насколько я возбудилась от его желания лишить девственности мою задницу.

Он, должно быть, снял одежду, потому что я ощущаю лишь прикосновение его горячей кожи и напряженных мускулов. Его рука скользит по моему плечу к шее, и он хватает меня за волосы.

Головка его члена упирается в меня, и я подаюсь назад, чтобы ему было легче войти в мое лоно. Его губы касаются моего уха, и это нежное прикосновение противоречит его грубым словам.

– Ты никогда не забудешь, каково это – ощущать меня внутри себя. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не станешь отзываться на каждое мое движение.

– Тогда чего ты ждешь? – шепчу я.

Я даже не верю, что это говорю я, но я почти обезумела от желания. Я не хочу, чтобы меня дразнили. Я просто хочу его. Прямо сейчас.

– Ты испорченная чертова девчонка, – говорит он, покусывая мою шею.

Я рассчитываю, что он вонзится в меня, но вместо этого он входит очень медленно, И я наслаждаюсь каждым дюймом его члена, погружающегося в меня. И я осознаю, что он делает это так медленно из-за… э-ээ… аксессуара, который он запихал мне в задницу. И его член кажется мне намного большим, чем прежде.

Черт! Вау! Почему парни с маленькими членами не настаивают на том, чтобы их девушки пользовались таким приспособлением? Или это только орган Крейтона кажется таким необычайно огромным?

Но его нежное проникновение меняется уже после нескольких толчков. Возможно, причиной этому мои стоны. Возможно, это слово сильнее, которое вырывается у меня вместе со стонами. Но как бы там ни было, он крепче хватает меня за волосы и делает именно то, что и обещал, – он трахает меня так, чтобы я никогда не забыла, каково это – чувствовать его внутри себя.

С каждым новым погружением он вдавливает меня в диван, а его рука обхватывает меня за талию, а потом дотрагивается до моего клитора. И я вздрагиваю.

– Черт! – кричу я, и мое тело начинает содрогаться от удовольствия.

Вагина Холли сжимается вокруг моего члена, и, клянусь Богом, я чувствую, как молния пронзает мой позвоночник. Мои яйца напрягаются, и я кончаю, изливая в нее все, что у меня есть, и выкрикивая: «Моя!»

К черту «выкрикивая». Я реву!

Она падает на диван и не шевелится. Если бы не ее стоны удовольствия, я мог бы подумать, что затрахал ее до бесчувствия. Против чего я бы не возражал.

Если судить по тому, как ее вагина обхватывала мой член, я думаю, она кончила, по меньшей мере, три раза. Может быть, и того больше. Я едва удержался от того, чтобы кончить в нее при первых же погружениях. И даже без затычки ее лоно – самое тугое из всех, какие я встречал.

А с этим чертовым аксессуаром я преуспел в том, что навсегда потерял интерес к другим женщинам. Никакая другая вагина больше мне не подойдет. Я говорил это прежде, говорю это и сейчас. Я раб вагины этой женщины.

Черт. Я раб этой женщины.