– Может, она делает все, лишь бы ее не отправили назад к родителям? Наверняка жизнь в богатом доме в Москве нравится.

– И поэтому она сбежала в наш поселок к Шпунтику? Не кроется ли в ее поступке ответ? Ее побег – это бунт. Сашеньке не нужна Москва с ее богатствами. Был бы милый рядом.

– Я поняла! Нинель ее использует. Поэтому ее и взбесил побег сестры. Помнишь, папа рассказывал, как она надавала Сашеньке пощечин?! Вот же стерва баба! Бедный Павлик. Попал в переплет! Из–за бугра мама шипит, считая сына виноватым в том, что в дом проникла разлучница. Рядом отец тешит свое эго, осознав вдруг, что в шестьдесят он еще ого–го какой мужчина, раз увел любовницу у сына. Ида сказала, что он подумывает о втором сыне, для которого и принялся расширять бизнес. «Барская усадьба» и пивной подвал – его новые проекты, которые он пообещал подарить Нинель, как только та родит ему ребенка. Нинель старается. Но двадцать семь – это не семнадцать, когда беременность наступает от одной мысли о сексе. Да и Замков–старший тоже может стрелять холостыми…

– Ты думаешь, Павел сбежал, потому что сдался?

– Ой, а может Замков вовсе и не сбежал, а они его того? – прошептала Галка и наверняка округлила глаза. Я вернула ее глаза в нормальное состояние.

– Не говори глупостей. Он жив, в этом могу ручаться. Пока мы с тобой высчитывали, на сколько ночей ему хватит «Любарума», он тряс за грудки Кирюсика, требуя новую бутылку.

– А, ну раз так… – с облегчением выдохнула подруга. – А куда делась старая бутылка?

– Говорит, кошка разбила.

– Какая кошка, если он в бегах?

– Вот и я теперь задумалась, откуда взялась кошка. Может, он у одной из своих женщин скрывается? – непонятно откуда появившаяся ревность холодной рукой сжала мое сердце. – Например, у той же Иды. Ведь по какой–то причине они с Нинель рассорились? И судя по всему, совсем недавно, – я тряхнула пакетик, в котором лежали принесенные из «Китайского дома» розочки. Представив, как Чудовище лежит на кровати, а под боком у него греется какая–нибудь кошечка, скрипнула зубами. Выбрав бутон покрупнее, бросила его в ковшик. Подумала, закинула еще один.

– Женка–а–а–а… А я и не подумала… Раз когда–то у Павла с Идой были романтические отношения, сейчас они могли возобновить их… Так часто случается. Старые знакомые встречаются и у них вспыхивают чувства. И Ида, когда говорит о Замкове, вся светится.

– Ида блондинка или брюнетка? – я использовала последний шанс, чтобы убедиться, что Галкины подозрения напрасны.

– Брюнетка. И хорошенькая. Каре, курносый носик, синие глаза. Фигура, как у статуэтки…

– Все. Хватит, – в ковшик полетела третья розочка. – Одного не понимаю: на кой черт он лезет ко мне во сне, если в сексуальной жизни у него все в порядке?

– А когда это он к тебе лез? В последний раз, помнится, ты была привязана к хвосту лошади.

Настала моя очередь рассказывать. Услышав о Деде Морозе, подаренной розочке и явлении Чудища, Галина ахала и охала, верила и не верила, смеялась и плакала. Ну, тут я конечно загнула. С чего бы ей плакать? Галка смеялась и хваталась за собственные перси, о чем тут же меня и известила.

– Ты когда снова его увидишь, пожалуйста, не лезь в кусты за всякими цветочками, – наставляла меня подруга. – Лучше сразу поинтересуйся, где его искать. Назначь Чудищу свидание в реальном мире.

– Думаешь, сработает? Сон и явь – вещи разные.

– А почему засос у тебя на плече остался? Сама говоришь, с утра видела пятно.

Я подошла к зеркалу и отодвинула воротничок пижамы. Пятно уже не алело. Оно стало подозрительно коричневого цвета. Такое пальцами не натрешь.

– Колдовство какое–то! – на большее я была не способна. Сейчас, когда моя голова пухла от информации, а время перевалило за полночь, я уже не так хорошо соображала. «Я подумаю об этом завтра», – решила я, подражая небезызвестной Скарлетт О’Хара.

– Ладно. Спать пора, – Галка протяжно зевнула. – Завтра расскажешь, как ночь прошла. И не забудь о свидании договориться! А я прямо с утра Никите позвоню. Поблагодарю за помощь. Заодно похвастаюсь эскизами пивных кружек.

– Удачи тебе, подруга.

Я и себе пожелала удачи, отключив будильник. Ничего страшного, если немного опоздаю на работу. Короткая фаза сна она такая короткая. Дольше пятнадцати минут навряд ли получится, а там и внутренний будильник сработает.

Процедив травяной настой, выпила залпом и быстро легла. Помнится «Любарум» отключал по щелчку пальцев.

«Зря кинула три бутона. Два наверняка были лишними, – мысль пришла где–то спустя час. Я вертелась с боку на бок и искала причины своей неудачи. – И пахли они совсем не так, как розочка, подаренная Дедом Морозом. Чертова китайская подделка».

Утром меня разбудили соседи, врубив телевизор на полную громкость. Реклама призывала народ покупать подарки на Новый год.

На улице уже рассвело.

Как ни старались рекламщики, хмарь за окном и осознание того, что сегодняшнюю ночь я провела на скамейке запасных, праздничного настроения не прибавили.

Какой–то неправильный получился у меня успокоительный настой. Одни нервы.

Силь ву пле, дорогие гости!

Силь ву пле… Же ву при… авек плезир…

Господи прости, от страха все слова повыскакивали.

«Формула любви»

– Нет, Гала, ничего не получилось, – я прижимала телефон к уху, расставляя на витрине гигиенические пакеты. – Сначала овец считала, потом спала как убитая.

– Блин. И где его теперь искать? – подруга тоже расстроилась. – Он даже номер телефона сменил. А тот «Любарум», который остался в сейфе? Его нельзя стырить? Или хотя бы отлить в другую бутылочку немножко. Капель двадцать–тридцать. А?

– Давай сначала дождемся ответа из лаборатории. Мало ли что они там обнаружат? Если все плохо, Кирюсик со мной церемониться не станет. Даже если Светлана Сергеевна будет лежать в коме, он быстро до нее донесет, какие неприятности грозят «Пилюле». Вот увидишь, меня первой козлом отпущения сделают.

– Козой сделают, – поправила Галка. – Не вешай нос, Жека. Если еще вчера не замели, значит, не все так страшно. Как выяснится, звони мне сразу, ладно?

Какая чуткая у меня подруга. Даже слезы на глазах навернулись.

Ага.

– Я сухари сушить начну, – Галка даже тон не поменяла. Все тот же бодрый. – Передачки носить буду. Вещи тепленькие приготовь, говорят, в камере холодно. Все. Отбой.

Ожидание меня убивало. Я вздрагивала от каждого звонка, каждого «динь–дилинь» наших колокольчиков. Видимо, сказывалась полу–бессонная ночь. Сама в лабораторию звонить не решалась. Помнила, что в детективных историях тот, кто больше всех задает вопросы и крутится рядом – лицо заинтересованное. То есть следователь или преступник. К следователям я точно не относилась, а преступником быть не хотела, поэтому сидела тихо, как мышь.