Помнил он слова княгини и через десять лет, когда вновь возникли баррикады в центре Москвы и два дня слышалась стрельба. И когда поступил во ВХУТЕМАС и начал участвовать в выставках, и стал известен. А вот потом… Когда пошли аресты, однако его не трогали и хвалили, когда стало непонятно, зачем все это и что делать… Он вспоминал сходки в Талашкине, куда ходил мальцом, куда его тоже звали и привечали, и зажигательные речи учителя Трубникова. Он слышал вновь такие же зажигательные речи на собраниях и по радио. Где ложь, где правда? Их было трудно различить. Он старался не делать больших подлостей… И все же жизнь оказалась слишком сложна, Тиунов не сумел противостоять сложностям эпохи.

Костя Разумов учился хорошо. Он поступил сразу на бюджетное и высоко это ценил. Очень редко пропускал занятия, готовился к ним, вел себя активно, поэтому и с экзаменами у него не возникало проблем. В этом семестре он заработал аж три «автомата», необходимо было всего один экзамен сдать. Костя надеялся на пятерку. Во-первых, приятно, а во‐вторых, повышенная стипендия ему не помешает. Родители оставляли стипендию на его личные нужды, и повышенная дала бы возможность приобрести профессиональный фотоаппарат – такой, как у Светы Фениной из его группы.

Он приехал рано, на одной из первых маршруток (машина в семье Разумовых имелась, но отец не разрешал Косте ее брать в свое отсутствие) и попал в число первых, кто заходил в аудиторию. Света тоже была среди этих ребят.

– Костя, – сказала она ему перед дверью, – если раньше ответишь, не уходи, мне тебе сказать нужно кое-что важное. Вернее, показать.

Билет попался хороший, он отвечал вторым. Когда пошел к двери, получив свою пятерку, Света опять прошептала ему одними губами: «Подожди меня».

Костя дождался ее, стоя у окна в коридоре.

– Ну как? – спросил он. Хотя и так ясно было, что пятерка – по виду Светланы. Она завела его в свободную аудиторию и стала доставать из рюкзака ноутбук.

– Нормально, пятерка, – ответила она, роясь в рюкзаке. И добавила: – Я тебе тут кое-что показать хочу, очень мне это дело не нравится… Не нашли еще в Талашкине убийцу?

– Нет, не нашли… – ответил Разумов. – Вряд ли и найдут, мне кажется.

Между тем Света вслед за ноутом вытащила фотоаппарат.

– Понимаешь, странная история – тут на фото случайно попало… И я не знаю, кому показать. Мне кажется, что это важно!

На экране ноутбука появилось фото. Костя узнал яблоневый сад за школой. Света, видимо, снимала крупным планом ветку с зелеными яблоками – нежными, в пупырышках росы. За веткой в виде фона простирался сад. Деревья с листьями, с начинающими зреть яблоками… Хороший у Светки фотоаппарат! И удачное фото: так четко мелкие детали фона прописаны…

Ноут увеличивал изображение. За одним из деревьев виднелись две человеческие тени. Света поводила мышкой, и фигуры проявились контрастнее, заметнее. Стоп! Он узнал Сашу Красухина, убитого реставратора, а рядом… Кто это? Да это ж Витька! Витя Муркин, прижав одну руку к груди, второй жестикулировал рядом с Сашей. Значения жеста на снимке понять было невозможно, да и персонажи узнавались с трудом. Но все же это были именно они: Красухин и Муркин.

– А когда это снято? – спросил Костя.

– В десять тридцать. Мы только приехали. Шварц пошла с экскурсоводом договариваться, ребята возле двери ждали, а мне захотелось поснимать на природе. Я зашла за школу и увидела этот сад. Поняла сразу, что хорошее фото можно сделать. Всего один снимок щелкнуть успела. Спешила очень, поэтому и посторонние фигуры не разглядела. На экскурсию совсем чуть-чуть опоздала, Елена Семеновна даже не заметила. Кто этот, второй, не знаешь? Он из Талашкина? Я думаю, может, это и есть убийца?

– Нет, не знаю, – покачал головой Костя, глядя на фото.

Он был ошеломлен, потому что не сомневался: рядом с Красухиным – Витя Муркин! Фигуры за деревьями видны были плоховато, лица расплылись, но Костя хорошо знал обоих и не сомневался.

– Не знаю… Один Красухин, а второго не узнаю пока… – сказал он. И помолчав, продолжил: – В десять тридцать… А тело мы нашли около часа, то есть эти двое незадолго до убийства встречались…

– То-то и оно! – Света говорила взволнованно. Видно было, что она сильно переживает. – Я только вчера вечером эти фигуры разглядела как следует. И поняла, что один из них – убитый реставратор! Возможно, со своим убийцей! Как еще к экзамену подготовилась! Хорошо, что до того все билеты успела повторить, а то б и не сдала. Наверно, это надо в полицию отнести? Но к кому там обратиться? Может, с Еленой Семеновной посоветоваться? Она тетка, кажется, разумная, несмотря на возраст. И все ж это мы вместе с ней нашли… реставратора.

– Подожди, – пробормотал Костя.

Он лихорадочно пытался сообразить: что же делать? И не мог понять.

– Не иди пока в полицию, – сказал он наконец твердо. – Я кое-что, может, узнаю. С участковым, может, поговорю. Я знаком с участковым. Кстати, и Шварц сейчас в Талашкине! Я, возможно, с ней побеседую. Перешли мне этот снимок, адрес ты знаешь!

Цуциков не поверил в рассказ княгини. Она сказала ему, что Тиунов лишь отчасти сознался: мол, да, приходилось бывать на сходках, однако участия в поджоге не признал. У сыщика были другие данные. Мария Клавдиевна не любила и не умела врать, но и выдать Сашу Тиунова не могла. Во-первых, она верила в искренность его раскаяния. Во-вторых, она чувствовала нравственную связь со своими питомцами, а Саша был одним из самых близких. В-третьих, ей было жаль его таланта, она надеялась, что он еще проявит себя.

«Если я ошибаюсь, – думала она, – пусть судьба вызовет его еще на какое-нибудь дурное дело и покарает, но я этой роли на себя не возьму».

В конце концов Цуциков уехал из имения крайне недовольный. Он даже высказал княгине пред отъездом, что она не только препятствует успеху дела, но и становится поперек его карьеры, так как ему удавалось распутать и более запутанные дела, а один раз он даже раскрыл преступление, совершенное много лет назад. Княгиня, однако, ничуть не сочувствовала его славе и репутации, она была убеждена в своей правоте.

Дело, однако, имело продолжение. Через неделю после отъезда сыщика Цуцикова Тенишева приехала в Смоленск в связи со строительством музея «Русская старина» (строительство в 1905 году уже заканчивалось), и к ней подошел судебный следователь для допроса по поводу поджога. Следователь подчеркивал, что он «либерал» и полностью на стороне крестьян. Этот человек допрашивал княгиню, ловко стараясь заставить ее проронить нечто, обличающее Тиунова. В конце разговора он дал ей подписать бумагу, что Тиунов не виноват. Княгиня подписала. Выходя от следователя, она увидела в соседней комнате Цуцикова: сыщик – видимо, с согласия следователя – слушал допрос в надежде, что княгиня проговорится.