Нелли Леонидовна говорила и говорила, без остановки, будто почувствовав – с сыном что-то случилось и от него сейчас слов ожидать не приходится. Выйдя через раздвигающиеся стеклянные двери, она повернула к автостоянке.

– У Гии старый «форд». Вообще-то машины тут далеко не у всех, собственный транспорт вроде как роскошь. На нашей улице тем более. Там в основном наши, из СССР. Есть армяне и азербайджанцы, есть украинцы, даже казахи есть. Общаемся между собой, конечно, по-русски. Все приехали относительно недавно, года три, не больше. Когда изучат язык, получают официальный статус, люди находят приличную работу и стараются перебраться в район получше… Наши дома мы по привычке хрущобами зовем. А вот и Гия!

Нелли Леонидовна махнула рукой грузному лысоватому мужчине в клетчатой рубашке. Отлепившись от серебристого автомобиля, тот сделал несколько шагов навстречу, протянул Денису руку, широко улыбнулся и представился:

– Гия Ревазович.

Денис постарался натянуть на лицо улыбку, пожал руку и тоже назвал свое имя. Грузин шутливо нахмурился:

– Что такой невеселый, слушай? Ты к маме приехал, да? Радоваться надо! Ты на юг приехал! Тут фрукты, солнце, море… Знаешь, какое море?

– Красное, – не думая, ответил Денис.

– Он у тебя двоечник, да? А ты говорила – институт! Средиземное море, Сре-ди-зем-ное! Запомни, да?

– Денис плохо переносит самолет, – тут же выдумала в защиту сына Нелли Леонидовна. – Не приставай к нему, Гия.

– А я пристаю, да? Не хотите – не надо, буду молчать! Поехали.

В машине мама ухватила Дениса за руку и не отпускала всю дорогу, изредка заглядывая ему в лицо. Он же уставился в окно на непривычный пейзаж, и не находил в нем ничего привлекательного. Выжженная солнцем ржавая каменистая почва. Зелень только возле белых домов, как в том поселке у дороги. На склонах выщербленных временем гор одни серые кусты, и ни травинки. Ну, пальмы высажены вдоль трассы…

– Хорошая дорога, да? – не стерпел молчания Гия и принялся сравнивать дороги в Израиле с грузинскими. Потом переключился на дорожную службу, возмущаясь, что со здешними гаишниками невозможно договориться.

– Слушай, я ему говорю: «Очень спешу, дорогой, будь другом, возьми деньги без квитанции!» А он меня тюрьмой пугает! Вот что мне здесь не нравится по-настоящему, так это полиция и гаишники! У нас всегда со всеми можно было найти общий язык. Каждый хочет получить немного денег сверх зарплаты, да?

«Ну и зачем ты из своей прекрасной Грузии сюда приперся?» – хотелось спросить Денису, но он смолчал, и вновь уставился в окно, пропуская мимо ушей разглагольствования шофера.

«А может, он тоже скрывается от кого-нибудь, как и я? – вдруг пришло ему в голову. – В Грузии сейчас беспорядки, а бандитов развелось столько, что в своей республике не умещаются, барсеточники вахтовым методом в Москву катаются воровать. А зачем я-то здесь оказался? Что я здесь буду делать? Смогу ли вызвать к себе Иришку – ведь даже не знаю, можно ли просто знакомым, не евреям, не родственникам, послать вызов?»

– До чего же я рада видеть тебя, сынок, – вздохнула рядом мама. – И Сонечка обрадовалась, что ты приезжаешь. Сейчас она на работе, в детском саду. Она недавно туда устроилась, я тебе говорила? Хотела в школу искусств, аккомпаниатором, но здесь столько музыкантов – по десять человек на место! Думаю, и мне преподавателем музыки не быть, разве что найду пару частных учеников. Но с этим нужно очень осторожно: если в социальной службе узнают о дополнительных заработках, то лишат пособия. Тут очень много разных законов, и следят, чтобы они строго соблюдались. Не то, что у нас… Но это ведь, наверно, правильнее – жить по законам?

Денис кивнул, не отвечая. На табличке при въезде в Тель-Авив угловатые крючки названия города были продублированы по-английски. Потянулись неряшливые тесные улицы, застроенные однообразными приземистыми строениями: кубизм с минимумом окон, и те в большинстве задраены жалюзи; облупившиеся стены часто утыканы кондиционерами. На первых этажах лавки, лавки, лавки с крючковатыми буквами на вывесках. Много граффити – раньше Денис назвал бы это просто хулиганством, но здесь роспись служила украшением однообразных беленых строений. Редкая зелень оживляла пейзаж, но впечатления не улучшала: Восток, провинция, дыра. Как мама может жить здесь? Как он здесь будет жить?..

Заметив недовольное брезгливое выражение на его лице, Нелли Леонидовна поспешила предупредить, будто извиняясь:

– Наш район чуть поприличней, расположение удобное – до рынка можно пешком дойти. И люди кругом хорошие.

Вскоре Гия свернул на узкую улочку, по которой едва могли разъехаться два автомобиля. Но между тем на тротуарах через одинаковое расстояние высились деревья, с виду похожие на клены.

– Платаны, – пояснила мама. – Их здесь для тени сажают. Вот мы и приехали, это Ха-Рааба. Наш дом в конце улицы.

На каком-то отрезке белые дома отступили за палисадники, но затем опять придвинулись к самому тротуару и тянулись сплошняком Некоторые походили на старые гаражи с неумело прилепленными сверху мансардами. Хибары, иначе не назовешь. Решетки, ворота, ржавые жалюзи, мусорные бачки, перегораживающие и без того узкий проход… Под слепящим солнцем все это убожество смотрелось особенно удручающе.

– Приехали, – сообщил Гия.

Машина остановилась перед донельзя облупленным трехэтажным домом, утыканным разномастными балконами. Через улицу, за низким каменным забором, стояло вполне приличное новое двухэтажное здание. По изображению зуба рядом с крючковатой вывеской можно было догадаться, что это стоматологическая клиника.

Нелли Леонидовна проследила за взглядом сына и пояснила:

– Тут везде так, вперемешку: новое и старое. Спасибо тебе, Гия, – обернулась она к водителю. – Ты меня очень выручил.

– Ерунда, Неличка. Всегда рад помочь, чем могу.

Распрощавшись, Нелли Леонидовна распахнула ржавую решетку, закрывающую щель между домами, и вступила на выщербленные ступени ведущей во внутренний двор крутой лесенки.

«Какое убожество, – бушевало в голове у Дениса, – как может мама здесь жить! Я – не смогу!»

– Сынок, я вижу, ты удивлен и разочарован, – будто услышала его мысли мама. – Но согласись, и в Ленинграде немало разрухи, только вдобавок хмурое небо, частые дожди, холодные зимы. Соня говорит, здесь зимой тоже холодновато. Отопления нет, а электричеством обогреваться дорого. Зато зима короткая, и море рядом. Я была один раз на пляже, так красиво: море и бесконечный белый песок! Город я пока почти не знаю, но Соня нам обязательно покажет. Все две недели каждый день будем куда-нибудь ходить. И в Иерусалим съездим. Здесь его называют Ершалаим.

Пока Нелли Леонидовна говорила, они пересекли внутренний дворик с раскидистым узловатым деревом посередине и по узкой темной лестнице поднялись на второй этаж. Перед выкрашенной бежевой краской дверью в квартиру Денис признался глухим голосом: