– Мама, я не на две недели. Возможно, навсегда.

Нелли Леонидовна замерла на несколько секунд, забыв вставить ключ в замок, затем с тревогой оглянулась на сына и постаралась улыбнуться:

– Ну и хорошо, ну и прекрасно! – быстро открыв дверь, она вошла в квартиру первой. – Проходи. Ты, наверное, голоден? Мой руки и за стол. Санузел здесь совмещенный, это сюда.

Пока в крошечной кухне кормила Дениса гречневой кашей с гуляшом, Нелли Леонидовна ни о чем не спрашивала, только извинилась, что ничего вкусного не успела приготовить: телеграмма пришла буквально за три часа до прилета самолета. Предложила добавки, а когда он отказался, принялась тщательно заваривать чай, озабоченно косясь на сына. Наполнив две чашки, поставила одну перед ним, и уселась напротив.

– Ну, а теперь рассказывай, что случилось.

– Валентина Артемьевича убили… – вывалил Денис.

– Что? – схватилась за грудь мама. – А что же ты… А как же Ирочка?..

Денис с силой прижал ладони к глазам, удерживая готовые прорваться слезы, через пару секунд отнял и принялся рассказывать все – с самого начала, с тех чертовых компьютеров для Седого.

Нелли Леонидовна его не перебивала, только услышав имя Мишки Федорова, не сдержалась:

– Откуда он взялся? Он же сидел!

– Выпустили…

Денис ничего не стал скрывать: рассказал, как оказался в доме бандитского главаря, обо всем, что слышал там, о том, как сам, не зная, участвовал в подготовке преступления… Безжалостно к себе добавил:

– Я должен был сразу обратиться в милицию…

– Но тебя бы посадили за соучастие! – протестующее воскликнула мама.

– Вот именно. Потому и струсил, – опустил он голову.

Когда он дошел до конца, Нелли Леонидовна прошептала, горестно качая головой:

– Ужас какой… Бедная Ирочка!

– А я здесь, мама, а не там, с ней! – процедил Денис, кусая губы.

– Ну и правильно сделал, что приехал, – оправдывала она его, – ведь охотятся за тобой, а не за ней.

– Но Иришка там совсем одна!

– Не одна, у нее тетя… Дениска, мы что-нибудь придумаем, мы обязательно что-нибудь придумаем… Сделаем ей вызов. Тесть Ефима работает в МВД, он устроит.

– Мам, – ему необходимо было спросить о главном, – скажи, как мне теперь жить со всем этим на душе, как Иришке в глаза смотреть?

– А может, она не узнает? И ведь на самом деле ты не виноват, сынок.

– Как не виноват! – почти простонал Денис.

– Если они уже решились Валентина Артемьевича убить, так все равно убили бы. А ты все-таки пытался предотвратить… – слабо возразила мама.

– Сергей Петрович сказал, что автобус с ОМОНом минут на десять застрял по дороге, там авария была. Если б не это…

– Вот видишь, сынок, случайность… Не ешь себя поедом, ты не виноват!

Не в силах смотреть, как он мучается, Нелли Леонидовна вскочила с места, прижала к себе голову сына, а он, как в детстве, уткнулся в ее теплый живот и заплакал.

– Ничего, Дениска, ничего, – гладила она русые, в отца, густые волосы, – мы что-нибудь придумаем, как-нибудь все устроится…

Вскоре она проводила его в одну из двух небольших комнат.

– Здесь будешь жить, а я буду спать у Сони, на кресле.

– Мама…

– Ничего-ничего. Кресло даже мягче этого дивана. Ложись, отдохни с дороги, пока Соня с работы не вернется.

– Мам, ты ей сама скажи, ладно?

– Хорошо. Придется рассказать и ей, и Ефиму. Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем, – повторила она и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Денис огляделся. Небольшое, забранное снаружи решетчатыми ставнями оконце. Света и сквозь щели достаточно. Покрашенные водоэмульсионкой стены без обоев, скромный коврик над диваном, похожий на парту письменный стол, а над ним гравюра, прежде висевшая у них в коридоре: вид на Неву и Петропавловскую крепость со стороны Ростральных колонн. Узкий платяной шкаф, две подвесные полки с женскими мелочами. Обстановка с бору по сосенке… Не чета маминому гарнитуру под орех, которым она так гордилась.

Он плюхнулся на диван и уставился в потолок.

Только что он избавился от части тяжести, давившей на сердце, перевалил ее на маму. Слабость, трусость… Пусть мама все уладит, все устроит… Будто он до сих пор ребенок. Но что было делать? Приехать, остаться и молчать?.. У мамы есть Соня, ее сын Ефим, у того тесть влиятельный – какие-то связи в этой стране. А что он может один? Без гражданства, без языка – куда бы обратился, не зная здешних порядков? Как бы смог помочь Иришке? Не сегодня-завтра она вернется в Питер. Сергей Павлович обещал послать на адлерский адрес телеграмму.

Завтра он попробует позвонить ей. Конечно, будет тяжело объяснить, отчего он не там, с ней… Надо что-то придумать, ведь если он скажет правду, то потеряет Иришку навсегда. Может, сказать, что мама заболела и он… Нет, лгать о мамином здоровье нельзя. Выдумать, что здесь предложили фантастически хорошую работу, по специальности, с отличной зарплатой, а ждать не хотят, и мама настояла?.. Да, так лучше. Пока Иришка приедет, может, и найдется какая-нибудь работа? Хотя по специальности вряд ли, тем более без диплома. Вот Ефим, доцент Первого медицинского, здесь трудится простым ординатором, и считает, что ему повезло.

Стукнула входная дверь, послышались голоса из прихожей-гостиной. Планировка квартиры показалась Денису странной, коридор отсутствовал, впрочем, он видел в кино, что почти во всем мире так: войдешь и сразу оказываешься в комнате. Шаги приблизились, он прикрыл глаза. Скрипнула и вновь закрылась дверь. Пусть мама поговорит с тетей Соней наедине. И Ефиму пусть без него все объяснят. Он не в силах рассказывать снова.

Прислушиваясь к едва доносящимся из кухни голосам, Денис незаметно задремал. Проснулся от легкого касания. Мама гладила его по голове и шептала:

– Просыпайся, сынок. Там Соня и Ефим, ему скоро уходить в ночную смену…

Двоюродного брата Денис знал мало. Он только в школу пошел, а тот уже оканчивал институт. Встречались по два-три раза в год, на семейных праздниках, но из-за большой разницы в возрасте общение ограничивалось вопросами старшего кузена об учебе, других тем для разговора не находилось. Ефим покинул родину в 89-м, вскоре после развода. Он уезжал одним из первых и когда родственники собрались попрощаться, выглядел возбужденным и злым. Размахивая короткопалыми руками, возмущался:

– Я гастроэнтеролог, а не господь Бог! Я не могу лечить людей наложением рук! В моем отделении последний косметический ремонт был пятнадцать лет назад. Оборудование со времен царя Гороха, медикаменты не поступают, больных кормят черт знает чем… Нет у этой страны будущего! Если оно и было, то его похоронили под разрухой перестройки… Я хочу жить там, где не надо рыскать по магазинам в поисках мяса и масла, где есть условия нормально работать и получать за это нормальные деньги.