Дядя Миша, член партии с тридцатилетним стажем, решение сына не одобрял. На его гневные тирады качал головой:

– Бежишь, трудностей испугался! А думаешь, нам после войны легче было? Тоже всего не хватало. У меня, когда мы с Сонечкой поженились, имелся один-единственный костюм – и в пир, и в мир. Ботинки по десять лет носил. И ничего, несмотря на недостаток продуктов, карточки, мы восстановили страну после такой войны!

– А теперь все, что вы построили, рушат!

– Фима, у тебя здесь сын, ему всего двенадцать лет. Ладно, ты такой умный, взрослый, самостоятельный, мы с матерью тебе не нужны – но как ты можешь бросить сына!

– Я пять лет в разводе, все равно Сашку по два раза в месяц вижу. У него есть мать, есть вы. Вырастет, захочет, может переехать ко мне. И вам советую наконец решиться.

– Он мне будет советовать! Нет уж. Я свой век на родине хочу дожить.

Дядя Миша умер в августе 91-го, за несколько дней до заточения Горбачева в Форосе. В начале 92-го тетя Соня подала документы на выезд. К тому времени Ефим уже был женат на дочери эмигрантов предыдущей волны, вскоре у него родилась дочь.

Едва Денис вступил на порог кухни, как тетя Соня кинулась ему на шею. Ее искренняя радость и заметная тревога во взгляде заставили вспомнить, что после смерти папы мамина сестра бывала у них едва ли не ежедневно, поддерживала маму, баловала его шоколадками и мороженным.

– Вырос, возмужал, – потянулась она погладить племянника по голове.

Из-за стола поднялся коренастый широкоплечий Ефим, и в кухне сразу стало тесно. Он протянул заросшую черным волосом руку, молча кивнул: садись. Начал без предисловий.

– Влип ты, Денис. Крупно влип. И диплом получить не успел… Ты ведь в Политехе учился? Доцента Федякина знаешь?

– С кафедры философии?

– Мой одноклассник. Попрошу его, пусть вышлет справку о том, что ты прослушал курс и сдал госэкзамены. Со специальностью тебе повезло: компьютерщики здесь ценятся. Язык выучишь, работа будет.

Денис облегченно кивнул. Не придется обманывать Иришку насчет денежной работы.

– Что касается вызова твоей невесты, то нужны точные данные. Номер паспорта, прописка и так далее. Когда она все это тебе передаст, мой тесть вызов устроит достаточно быстро. Он и твой устроил. Обычно это дольше делается.

Глядя на понурого кузена, Ефим вздохнул:

– Ничего. Вот увидишь – здесь жить можно. Поначалу многое кажется странным, а то и диким с непривычки, но потом втягиваешься. Те, кто не может привыкнуть, уезжают в Штаты, в Германию. Немцы евреям особые условия предоставляют, заглаживают вину за холокост. Аркадий считает, что там лучше – Европа. А мне здесь хорошо. Израильская медицина одна из ведущих в мире, работать интересно. Кстати, – он вскинул руку и посмотрел на часы, – мне пора. Сегодня дежурю ночью.

После ужина Денис принял душ и отправился в выделенную ему комнату. За стеной, устраиваясь на ночлег, вполголоса переговаривались мама и тетя Соня.

Денис понимал, они обсуждают то, что он натворил. И осуждают – не могут не осуждать. Потому что он трус, трус, трус! И последнее подтверждение его трусости – то, что он здесь, а не там, с Иришкой. И еще думает, как бы получше соврать, чтобы она не догадалась, какую роковую роль он сыграл в гибели ее отца. Наверное, Иришке уже сообщили, и завтра она будет в Питере…

На следующий день он, кусая от волнения губы, прослушал монотонные гудки в трубке. В квартире Игнатьевых никто не отвечал. Он звонил несколько дней – безрезультатно. Вначале думал, что Иришка еще не приехала, потом пытался успокоить себя тем, что она занята похоронами отца и нет времени сидеть дома. Он позвонил ночью – результат тот же. На пятый день, не дождавшись ответа, Денис положил трубку на рычаг и стал лихорадочно перебирать, кому можно позвонить и попросить сходить к Иришке домой, узнать, что с ней. Был бы у Сашки телефон, можно было бы ему… Или позвонить бы дяде Славе. Жаль, не знает его номера… А может, Сергею Павловичу?.. Ну конечно, он должен знать, где Иришка, ведь он вел это дело и сам послал ей телеграмму. Денис набрал длинный ряд цифр кода, затем впечатавшийся в память номер Большого дома. В кабинете Колтунова трубку не сняли. И этого нет! В отчаянии он решил позвонить в квартиру, где жил последние месяцы. Скорее всего, тетя Лиза на своей даче, но вдруг?..

На этот раз ему ответили. В трубке послышался знакомый с детства хрипловатый голос курильщицы со стажем:

– Алло, это ты, Неля?

Сообразила по длинным междугородным звонкам…

– Это я, тетя Лиза.

– Денис? Ты где?

– Я из Тель-Авива звоню.

– Господи! Как ты там оказался? – удивленно воскликнула тетя Лиза. – Ты же позже собирался… А я вчера приехала, смотрю – замок сломан, квартира опечатана, а внутри будто Мамай прошел. Вроде не украли ничего, но все перевернуто. Ящики наружу, листы твоего диплома на полу. Я уж боялась, не случилось ли с тобой чего… А потом заявились какие-то странные молодые люди, спрашивали тебя. Не поверили, что нет, по всей квартире искали. Просто отодвинули меня в сторону и вошли. Я и не подозревала, Дениска, что у тебя такие друзья…

У Дениса похолодело в груди. Явились! Наверно, увидели свет в окне…

– Это не друзья, тетя Лиза, я от них сбежал. И вам тоже… Лучше уезжайте обратно на дачу, а то они еще придут. И никому не говорите, где я.

Струсил, опять струсил, ругал он себя и пытался оправдаться, что боится за тетю Лизу – человека, который приютил его безо всяких условий.

– Зря ты с такими связался, – вздохнула тетя Лиза. – Рожи у них бандитские. Нет, что творится! Раньше в новостях о хорошем рассказывали, а теперь каждый день то ограбления, то убийства, то самоубийства… На той неделе машину где-то в области взорвали, а на днях совсем рядом, через Большую Пушкарскую, девушка с крыши сбросилась.

– Что? – крикнул Денис. – Где? В доме Бенуа?

– Наверно, этот дом ведь на целый квартал…

Трубка выпала из рук, болталась на проводе, оттуда неслось:

– Мне Ирина Всеволодовна рассказала. Девушка не в нашей школе училась, но весь район гудит. Кажется, там какая-то личная трагедия. Денис, Денис… ты меня слышишь? Денис!

Когда Нелли Леонидовна вернулась из ульпана, Денис сидел на диване, глядя в одну точку, будто окаменев. Она поинтересовалась, завтракал ли, но он не ответил и не взглянул. Тогда она присела рядом, дотронулась до плеча, спросила, что случилось. И тут он взорвался:

– Все, конец, мама!.. Я не имею права жить! А мне даже сброситься неоткуда – в этом чертовом городе дома трехэтажные… Отвези меня к какому-нибудь небоскребу – тут есть небоскребы?

– Ты что, сынок? Не пугай меня так. Что произошло?

– Ира… – затрясся он, – Иришка… ее больше нет…

Месяц прошел, как в тумане. И правда, в тумане. Фима приносил какие-то успокоительные, Нелли Леонидовна пичкала ими Дениса. Пусть замкнутый, вялый, полусонный – но живой, никуда не побежит и ничего с собой не сделает, твердила она. Потом Ефим сказал, что надо прекратить прием таблеток, иначе возникнет привыкание. Впервые заснув без лекарств, Денис с воплем проснулся посреди ночи. Во сне он пытался отговорить Иришку от последних, ставящих точку в жизни шагов… и не успел.