наблюдали, оба, муж и жена, не сводя с неё глаз. Как будто у них чемоданы с золотом под кровати запиханы.

Нюрка изо всех сил старалась не обращать внимания. Думать только о вечере. Да от одной мысли, что Всеволод Алексеевич сейчас здесь, в Баку, начинала кружиться голова. Она даже улучила момент и влезла в компьютер Захры, куда заносились все гости отеля, но заветной фамилии там не нашла. Ладно, это было бы уже фантастическое везение, в конце концов, гостиниц в Баку много, и Всеволод Алексеевич не обязан всегда останавливаться именно в той, где работает Нюрка.

Мучительно медленно ползли минуты рабочего дня. Она представляла, как Всеволод Алексеевич идёт по светлому залу прилёта, щурится от яркого бакинского солнца, садится в машину и мчится по аэропортовскому шоссе. А может, он давно в зале филармонии? Нюрка знала, что он очень придирчив к звуку, всегда приезжает за несколько часов до концерта, чтобы лично проверить микрофоны и прочую аппаратуру. Чёрт возьми, она со своим удостоверением журналиста уже могла бы быть рядом с ним, там, в волшебном закулисье. Но Захра ясно сказала: сначала убери три номера, из которых сегодня выселяются, а потом можешь идти куда хочешь. Последний номер освобождался в четыре, Нюрка явилась с уборкой на пять минут раньше, застав постояльцев за сбором чемоданов. Не слишком любезно втащила пылесос и начала уборку прямо при них. Плевать. Сегодня плевать на всё.

В половине пятого она уже неслась домой, переодеваться. С платьем у неё, конечно, ничего не вышло, но Нюрка до хруста накрахмалила белую, парадно-выходную кофту, которую последний раз надевала на выпускной вечер, отгладила юбку, тоже школьную, чёрную, плиссированную. Ладно, с красными туфлями на высоком каблуке смотрелось вполне по-взрослому. Туфли одолжила у соседки, наврав с три короба про несуществующее свидание. Хотя, кто сказал, что у неё с Тумановым не свидание?

Букет тоже отменялся, но теперь он и не особо был нужен. Даже странно выглядела бы журналистка с букетом цветов. Да уж, думала Нюрка, осматривая себя в зеркале: волосы распущены, чтобы добиться максимального сходства с рыжей на удостоверении, да и просто красиво, на шее фотоаппарат с воинственно торчащим дулом, в руках блокнот и ручка — акула пера! Как-то странно сбывались мечты. Совсем не так представляла она себе их встречу! А, ладно, какая разница! Главное, что встреча состоится!

— Ты куда? — Мама оторвалась от собирания пазла, который занимал её уже третий день подряд.

— Гулять, мама. Я — гулять. Мне двадцать лет, в конце концов. Почему я должна каждый раз объяснять, куда я иду и зачем?

Мать обиженно поджала губы, засопела и отвернулась. Нюрке стало стыдно. Ну да, она нервничает. Но это маме нужно сказать спасибо, что сейчас она на огромных каблуках и при полном параде будет втискиваться в переполненный по вечернему времени автобус.

До филармонии добралась к половине седьмого. Поздно, очень поздно! До концерта оставалось всего полчаса! Сколько времени зря потеряно!

Люди уже заполнили сквер. Кто-то неспешно прогуливался вдоль дороги, кто-то занимал очередь возле резных дверей, чтобы, когда начнут пускать, первым оказаться в спасительной прохладе старинных стен. Нюрке тоже было жарко, то ли от всё ещё палящего солнца, то ли от собственных мыслей.

Она пошла в обход в поисках служебной двери. Так странно, филармония всегда воспринималась ею как неотъемлемая часть города. Песочно-жёлтое здание, с его изломанной архитектурой, с башенками, похожими на минареты, было привычным, с детства знакомым. Но никогда она не бывала внутри. К классической музыке Нюрку не тянуло, заезжие гастролёры её не интересовали в принципе. И вот возле входа появилась афиша с его именем, и всё переменилось. И филармония кажется не меньше чем храмом, где должно сотвориться некое таинство. Оттого сказочными выглядят и резные двери, и отражающийся в высоких полукруглых окнах солнечный свет, и даже плитка под ногами.

— Газета «Русский Азербайджан», — как можно небрежнее произнесла она, раскрывая удостоверение перед охранником.

Только бы не начал разглядывать. Они с рыжей похожи, а цвет волос — такая мелочь, ну какая девушка хоть раз в жизни не красила волосы? Но охранник только кивнул и посторонился. Нюрка мысленно поздравила себя с первой победой и прошмыгнула внутрь.

Она ожидала за кулисами суеты и толкотни, бегающих администраторов и гримёров, вспышек фотоаппаратов, репортёров с камерами. По крайней мере именно так выглядело закулисье «Песни года», которое она видела в передаче, посвящённой легендарному фестивалю. Всеволод Алексеевич как один из старейших участников мелькал в этой программе постоянно, так что пришлось смотреть.

Но на деле оказалось, что в таинственном коридоре, предназначенном для артистов, в святая святых, куда она только мечтала попасть, никого нет! Нюрка шла мимо каких-то ящиков, похожих на большие железные чемоданы, мимо поставленных к стенке декораций, переступала через катушки проводов, но не встретила ни одного человека. Даже не у кого было спросить, а куда, собственно, идти? И что делать?

Наконец она увидела на стене указатель — просто криво приклеенный листок бумаги. Сцена налево, направо — гримёрные комнаты. Ей куда? Наверное, нужно быстренько, пока не начался концерт, через сцену пройти в зал, найти себе местечко. Но слово «гримёрные» тянуло Нюрку в противоположную сторону как магнит. Она свернула направо и успела сделать только несколько шагов, потому что навстречу ей вышел Туманов. Точнее, вылетел, в полурасстёгнутой рубашке, развязанной бабочке, свисающей с шеи волнистой ленточкой, с одним накрашенным глазом. Второй глаз, дожидавшийся грима, по сравнению с первым казался маленьким и невыразительным.

— Тоня! Тоня, где тебя черти носят? — рявкнул он в пространство коридора. — Где мой чай? Двадцать минут до выхода!

— Несу, несу уже, Всеволод Алексеевич. — Из другой комнаты появилась низенькая девушка с чашкой. — Нет здесь электрочайника, представляете?

— Да плевать мне, что у них тут есть! Мне связки надо согреть, немедленно!

Нюрка стояла как вкопанная посреди коридора, так что Тоне с чашкой пришлось её огибать. Всеволод Алексеевич заметил её, окинул взглядом.

— А вы что тут делаете?

Наверное, если бы не висящий не шее тяжёлый фотоаппарат, не задание рыжей, она бы так и простояла столбом. Но тут вспомнила, что она не просто девушка, потерявшая дар речи от вида любимого артиста, а вообще-то журналист на задании. Спохватилась, нашла в себе силы поднять глаза.

— Газета «Русский Азербайджан». Всеволод Алексеевич, у меня задание провести с вами интервью.

А у самой сердце замирало — узнает или нет? Вспомнит заплаканную девчонку из гостиницы? Если вспомнит, что тогда? Как объяснить превращение из горничной в корреспондента? И