понимаешь, вот хотелось к нему почаще подходить, узнать, не надо ли чего, чаю сделать, подушку поправить. Глупо, я понимаю. Ладно, чего это я только про себя. Теперь ты рассказывай, чем по жизни занимаешься? И давай ещё по одной.

Она потянулась к бутылке. Бутылка была куплена в круглосуточном магазине недалеко от ворот Старого города. Нюрка чуть со стыда не провалилась, так на них смотрел продавец. Ещё бы, две девушки ночью покупают мартини. Но Сашка явно не чувствовала и тени смущения. Она вообще была другой — более свободной, где-то даже грубоватой в общении, по-другому одевалась, на лице ни грамма макияжа. И всё равно Нюрке казалось, что она смотрит не на новую знакомую, а в зеркало, и видит собственное отражение. Ещё одна девушка, у которой при упоминании Туманова горят глаза. Человек, с которым можно говорить о нём. Поразительно и так непривычно.

Сашка вытряхнула последние капли мартини в чайные, изогнутые стаканы армуду. Другой посуды в номере не нашлось.

— Похоже, придётся идти за второй, — хмыкнула она. — Главное, шоколадок я две взяла, а бутылку одну. Недальновидно как-то.

Нюрка покачала головой.

— Хватит. Я вообще-то не пью.

— Я тоже, — усмехнулась Сашка, с ногами залезая на кровать. — И пьяных терпеть не могу. У меня отец алкоголик. Но после концерта Всеволода Алексеевича это, — она кивнула на полный стакан, — не пьянка. Это терапия. Как почти доктор говорю.

Нюрка с ней была в принципе согласна. Терапия. В первые минуты после закрытия занавеса ей и правда хотелось забыться. Просто не думать об этом вечере, получившемся совсем не таким, о каком она мечтала. Не думать о встрече в закулисье, о неожиданной грубости Туманова, о девушке на первом ряду. Но девушка с первого ряда решительно потащила её сначала «на воздух», а потом, пока они курили возле выхода (Сашка курила, Нюрка дышала), у них нашлось столько общих тем, что как-то естественно получилось пойти за мартини, а там и в Сашкину гостиницу.

— Ну давай уже, рассказывай о себе, — напомнила Сашка.

А что она могла рассказать? Про работу горничной? Про маму-инвалида? Про то, как попала на концерт?

— Я журналистка. — И сама почти поверила в собственные слова. — В «Русском Азербайджане» работаю. Вот, интервью сегодня у Всеволода Алексеевича брала.

— Ого! — Сашка присвистнула. — Круто!

В её глазах, даже без теней и туши больших и выразительных, промелькнуло уважение. И, что с особым удовольствием отметила про себя Нюрка, — зависть. То-то же. Не одни вы, москвички, счастливые. Интервью у Туманова брать — это не за дедами, на него похожими, горшки выносить.

— И как он?

Сашке явно хотелось подробностей, и Нюрка понимала её как никто другой. Сама жадно ловила те секунды эфира, когда Туманова показывали не на сцене. На сцене что? Всегда одна и та же программа, одни и те же улыбки, порой даже шутки между песнями одни и те же. Родной, любимый, но — одинаковый. А за кулисами он живой, настоящий, он пьёт чай, кутает горло шарфом и сердится на гуляющие сквозняки, завязывает галстук, разговаривает по телефону. Таких кадров гораздо меньше, чем сценических записей, но и рассказать об артисте они могут не в пример больше.

— Нервничал перед концертом, — принялась вдохновлённо врать Нюрка. — Сама понимаешь, Баку, публика тут сложная, у каждого второго музыкальное образование за плечами. Но поговорили мы душевно, даже чаю попили. Ему прямо в гримёрку принесли, как у нас полагается, чайник, стаканы и десять вазочек со всеми видами варенья: из белой черешни, из кизила, из айвы, из грецких орехов, из арбуза, ну и так далее. Больше всего ему из орехов понравилось, за обе щёки уплетал. И, главное, меня всё угощает, а что меня угощать? Я тут живу, каждый день такое ем. А для него экзотика.

На этом месте Нюрка запнулась, потому что заметила, как прищурились глаза её собеседницы. Всего на секунду, в следующее мгновение та взялась за стакан, всё ещё ожидавший своего часа.

— Про мартини мы совсем забыли. Стынет. Давай, за здоровье Всеволода Алексеевича.

— Давай!

Выпили, помолчали, обе посмотрели на разломанную шоколадку, но так к ней и не притронулись.

— А когда твоё интервью выйдет? — Сашка достала сигареты, щёлкнула зажигалкой.

— Не знаю. Завтра подготовлю материал, послезавтра сдам. А в номер могут и через неделю отправить. У нас такая редакция, знаешь, неторопливая.

— Ну ты мне один номер оставь. Для коллекции.

— Обязательно! — Нюрка почувствовала какую-то неловкость в разговоре и поспешила сменить тему. — Я одного не пойму. Как тебя сюда занесло? Из Москвы, где он поёт каждый день? Это же дорого, в конце концов. А как работа, учёба?

— Отпросилась. Знаешь, сколько я ночных дежурств беру? Иван Палыч шутит, что я скоро жить буду на работе, и в общем-то он прав. Так что меня спокойно отпускают, когда надо. А надо мне не так уж часто. Потому что как раз каждый день он не поёт, сольный концерт в Москве — большая редкость. Не по сборникам же ходить. И потом — выступление в Баку первое после болезни. Я вообще думала, он отменит, все остальные же, более ранние, отменил. Мне очень хотелось его увидеть на сцене, убедиться, что он в порядке. Телевизионные записи не показатель: там вырежут, тут смонтируют, плюс грим, плюс грамотная работа оператора. У телевизионщиков и труп бодрячком будет выглядеть. А так вот посмотрела, успокоилась — поёт, почти даже пляшет. Можно жить дальше.

Нюрка совсем растерялась. Она и знать не знала, что Всеволод Алексеевич болел. Да и откуда? Официальных заявлений он не делал. А последние недели она так была занята собственными переживаниями по поводу его концерта, что какую-нибудь новость в Интернете могла и пропустить.

— И потом, — продолжала Сашка, — я давно мечтала Баку посмотреть. Красивый город. Родина Магомаева, да? Он столько пел про Баку.

Нюрка пожала плечами. Её интересовал только один певец на эстраде, всех остальных, даже собственных земляков, она не запоминала. К тому же в голове крутилась тревожная и навязчивая мысль. Всеволод Алексеевич болел. Чем? Что случилось? Он прекрасно выглядел сегодня на сцене. А за кулисами… Может, поэтому был злой? Все мы злые, когда плохо себя чувствуем.

— И когда ты домой? — Нюрка всё-таки взяла кусочек шоколадки. — В смысле, в Москву.

— Завтра вечером. День ещё погуляю, посмотрю местные достопримечательности. Хочешь составить мне компанию?

— У меня работа.

— Жалко. Но ты мне обязательно оставь свои контакты. Телефон, е-майл. У тебя же есть Интернет? А почему я тебя никогда на сайте