– Снявши голову, Алексеич, по волосам не плачут. Многие тогда сбережения потеряли.

– Ну, хоть сейчас бы по частям возвращали, когда деньги в государстве появились.

– Ага! Дождешься. У государства, как у детей, что упало, то пропало.

– Это точно.

«Газель» с саженцами пихт пришла в 10.20. Прохоров, увидев, что привезли из питомника, только покачал головой:

– Да, вкус у нашей Аллы Борисовны еще тот. Кто же пихты среди декоративного клена сажает? Если они пропадут, отвечать мне.

– Так ты предупреди Старикову или управляющего, что здесь сажать пихты нельзя.

– Алла приехала, так сразу в спальню, отдыхать, нагулявшись за ночь, а управляющий как оловянный солдатик. Приказано – делает, а что из этого выйдет, не его забота. Но я ему скажу, а потом и Алле. А сейчас давай бери тачку и кати к ферме, засыпь половину щебенкой, половину песком.

– Перегной не нужен?

– Перегной второй ходкой привезешь! Давай, а я пока пролью ямы, да осмотрю саженцы.

– Понял. Наше дело маленькое.

– Конечно, отвечать за все мне!

– Кто на что учился, Алексеич?

– Чего?

– Не обращай внимания, это я так, сам с собой.

– Сам с собой? Плохой признак. Вчера небось поддал?

– Ни капли.

– Ну, тогда дела еще хуже. Но ты молодой, переболеешь.

– Чем?

– Привычкой базарить сам с собой!

– Юморной ты мужик, Алексеич.

– Да уж куда юморней. Работай, Паша, а то управляющий из своей конторы вышел, пялится на нас.

– Поехали!

Кулагин положил в тачку лопату, подхватил ее за ручки и покатил к воротам пропускного пункта.

Провозились с пихтами до конца рабочего дня. Совсем некстати объявилась выспавшаяся хозяйка, ей не понравилось, что деревья высажены кучно, потребовала пересадить в линию. Садовник с нескрываемой злобой посмотрел на Старикову:

– А заранее определиться с местом посадки, Алла Борисовна, нельзя было?

– Если бы я тебя не знала так долго, старый, то ты у меня сейчас вылетел бы пробкой с работы, без выходного пособия. Не надо мне перечить. Даже если я скажу посадить деревья посреди центральной аллеи, то ты и твой помощник взломаете плитку, выкопаете ямы и посадите деревья. А на следующий день пересадите их к забору, заделав плитку так, чтобы и следов работы не осталось, понятно?

– Понятно, уважаемая Алла Борисовна, – ответил за Прохорова Кулагин. – Ради вас, по вашей первой же команде мы готовы даже самую большую березу в лесу пересадить, скажем, на крышу особняка. А что? Такого ни у кого нет. И сразу же куча репортеров приедет посмотреть на это чудо. Прославитесь.

У Стариковой задрожали губы от гнева:

– Умный слишком, да? Так ты, по-моему, еще на испытательном сроке?

– Я и умный, и исполнительный, Алла Борисовна. И на испытательном сроке.

– Распоряжусь на первый раз, чтобы тебе, слишком исполнительному, на треть срезали зарплату.

– Какую? Ту, что платят официально, или в конверте?

– Еще одно слово, и я… – Старикова покрылась пятнами, но неожиданно злость как рукой сняло. Она улыбнулась: – А ты ничего, не холуй, как остальные. И с гонором все в порядке. Но даже обладая этими качествами, не стоит выступать против хозяйки и злить ее.

– Учту, уважаемая Алла Борисовна. Но треть зарплаты, как понимаю, мне в любом случае не видать.

– Пока обойдемся замечанием. Работайте.

Когда Старикова, виляя худыми бедрами, ушла в особняк, Прохоров протер платком лоб:

– Ты сбрендил, Паша, так с хозяйкой базарить?!

– А как с ней базарить? Есть, так точно, сделаем, выполним, разрешите поцеловать каблучок вашей драгоценной туфельки?

– Ты понимаешь, что мог лишиться работы?

– Но сохранил бы достоинство. А работу другую нашел бы.

– Ты – молодой, ты найдешь, – вздохнул садовник.

– Ну, а тебя никто не тронет.

– Ладно, давай работать.

Как уже говорилось, пересадка заняла весь день. В пять часов Прохоров, забрав инструмент, ушел в деревню. Кулагин, переодевшись, принял душ, перекусил, потом достал из кармана сумки сканер, включил прибор. На панели загорелись зеленые лампочки. Обвел короткой антенной пол, стены, потолок, окно – индикатор цвета не изменил, значит, электронного слежения за ним не велось. Впрочем, этого и следовало ожидать.

Он подошел к окну и посмотрел на особняк. Портьеры окна комнаты Елены были задернуты. Но сейчас и не время пытаться связаться с ней. Подождем.

Не успел Павел прилечь на диван, как неожиданно заявился Боровской. Пришлось вставать.

– Какие гости! И что привело вам ко мне, Михаил Григорьевич?

– Это еще посмотреть, кто из нас гость.

– Извините, господин начальник охраны.

– Ты действительно слишком борзый. Я пришел предупредить тебя. Старайся больше не попадаться на глаза Алле Борисовне. Удивительно, что сегодня она простила тебе наглость, в следующий раз не простит.

– Значит ли это, что, если я, скажем, буду подметать аллеи и ко мне с боковой дорожки подойдет, прогуливаясь, Алла Борисовна, мне надо все бросить и бежать подальше от нее?

– Не передергивай. Ты прекрасно понял, что я имел в виду.

– Понял, – кивнул Павел и притворно вздохнул: – Что-то мне подсказывает, не дотяну я до окончания испытательного срока.

– Ты хороший работник, мне не хотелось бы тебя увольнять. И все зависит от тебя.

– Я буду стараться вести себя хорошо.

– А у тебя чисто, прибрано, – оглядев комнату, заметил Боровской.

– Так нас же к этому в училище приучали.

– Да, армия многих делает мужчинами, но очень часто отнимает главное – жизнь.

– Кому как повезет.

– Да, кому как повезет, – повторил Боровской, – спокойной ночи! – И, резко развернувшись, вышел из пристройки.

Павел прилег на диван и незаметно уснул, все же работа вымотала его…

Кулагин дождался, когда приехал Стариков, тот явился без двадцати девять и явно в нетрезвом состоянии. Все же ревновал, видимо, супругу, а может, его бесило бессилие, с которым он должен принимать устоявшееся положение вещей. Поддался на искус заиметь большие деньги любым путем, теперь расхлебывает. В принципе, Стариков должен быть первым врагом Атабековых и Аллы. Но в союзники его записывать нельзя, не пойдет он в союзники, слишком много грехов, за которые отвечать не только перед Господом.