Эрика крепко сжала ее руки.

– Все будет хорошо, сестренка. Неважно, что случится сегодня вечером, мы с тобой пройдем через это вместе, – прошептала она.

И Мэгги старалась быть храброй. В тот день и каждый день с тех пор. Иногда она обманывалась и думала, что преуспела в этом. Но после «Шервудских Холмов» она больше не могла притворяться – даже для себя.

Ей нужна была помощь – она это знала. Но знать что-то и делать что-то для этого – разные вещи. Кто мог понять, через что она прошла? Никто из ее друзей не мог, несмотря на их добрые побуждения. Мало кто из мозгоправов взялся бы за нее. Мэгги не знала, как начать искать помощь. И она совсем не была уверена, что ей достанет смелости начать это путешествие. Гораздо легче было бы просто подавить это и игнорировать, насколько возможно. Оставить все как есть – пусть рана нарывает и так никогда и не заживет.

Ее мысли были прерваны движением в стороне. Мэгги сосредоточилась, всматриваясь вправо: из боковой двери показалась фигура. В этот момент луна вышла из облаков и осветила седые волосы мужчины.

Это был сенатор.

Представление началось.

Мэгги увидела, как он сел в свой серебряный «Лексус» и начал выруливать к боковой дорожке. Знакомое чувство начало проникать в нее: адреналин от погони. Кровь застучала в висках, и она застыла в ожидании. Боже, она и забыла об этом – возможно, отчасти специально, – но как же она соскучилась! Умом и каждой клеточкой своего тела она чувствовала себя живой, наполненной. Она скучала по ощущению, что все верно. Как будто она наконец-то делала то, что должна была делать и для чего была рождена.

Как только сенатор скрылся из виду, она поехала по главной подъездной дорожке и оказалась на дороге как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Лексус» выезжает из увитого плющом бокового входа и поворачивает налево.

Она последовала за ним, пропустив перед собой несколько машин. Каждый ее мускул пел, а сердце громко стучало в ушах. Ее глаза сузились, фокусируясь на «Лексусе», а все остальное исчезло. Была только она и погоня, она и цель, она и поиск ответов. На этот раз – настоящих.

Сенатор вел машину нормально – не ускорялся, не сворачивал резко в сторону и не торопился. Разумно использовал поворотники. По всему можно было сделать вывод, что он направлялся в какое-то совершенно безобидное место, но Мэгги не могла в это поверить. Он что-то скрывал, и то, что он ускользнул куда-то в глухой ночи, свидетельствовало об этом как нельзя лучше. Кто-то просигналил, и Мэгги выругалась, свернув на правую полосу, пропуская внедорожник. На секунду она потеряла свою добычу из виду. Мэгги нажала на педаль газа, обгоняя внедорожник, который чуть не врезался в нее, высматривая впереди «Лексус». Вот он. Со вздохом облегчения она откинулась на спинку кресла.

После нескольких миль пробок в жилой части Фолс-Черч Мэгги почти расслабилась.

Ключевое слово – почти. Никогда невозможно расслабиться по-настоящему. Никто не знает, когда цель начнет действовать.

«Лексус», до этого вилявший по Вашингтон-бульвар, неожиданно пересек две полосы, съехал на шоссе и резко ускорился.

Мэгги быстро перестроилась – одна полоса, вторая, чуть не врезалась в седан и выехала на шоссе. Она влилась в поток машин и на мгновение подумала, что потеряла его. Что он понял, что за ним следили. Но вот – через четыре машины – она увидела серебряный «Лексус», приближающийся к скоростной полосе.

– Попался, – Мэгги улыбнулась. – Посмотрим, куда вы едете, сенатор.

Они ехали на запад по направлению к Вашингтону, и Мэгги пыталась выровнять ускоренное дыхание. Ей нужно было оставаться внимательной и твердой – каждая минута давала похитителю больше времени, чтобы планировать, продумывать и уничтожать.

Через полчаса Мэгги вслед за сенатором въехала в город. Он припарковался у хостелов для бедняков и прошел вниз по кварталу до местного раритета – одного из немногих оставшихся таксофонов. Сенатор расхаживал туда-сюда перед телефонной будкой и нервно поглядывал на часы.

Мэгги припарковалась за шесть машин до будки и достала из-под заднего сиденья серебряный чемоданчик. Она попросила Мэтта, техника, который привез ей утром машину из парка, взять несколько вещичек для нее в штаб-квартире. Никогда не знаешь, вдруг тебе понадобится узконаправленный микрофон, чтобы подслушать чей-то разговор. Она любила быть готовой ко всему, и, к счастью, Мэтт ее не подвел.

Это была новейшая модель. Мэгги засунула наушник в ухо и направила маленький микрофон в форме диска на сенатора, как раз когда таксофон зазвонил.

Поздние машины, проносящиеся мимо, мешали ей навестись на сигнал таксофона. Мэгги покрутила регулятор и немного повысила звук микрофона.

Что-то затрещало у нее в ухе, она дрогнула от тока, но потом треск исчез. Поехали.

– Это ты? – сенатор явно нервничал.

– Вижу, ты получил мои инструкции, – сказал «дядя Сэм». Тот же цифровой голос, который они слышали этим утром. Сердце Мэгги заколотилось. Она пыталась различить выражение лица сенатора. Был ли он напуган? Разозлен? Почему он не обратился к ней или к О’Коннору, когда «дядя Сэм» связался с ним и назначил эту встречу?

– Нам надо обсудить… – начал Фибс.

– Нам нечего обсуждать, – прервал его «дядя Сэм». – Или ты добудешь мне это, или твоя дочь умрет.

Мэгги нахмурилась и направила микрофон немного выше. Добудешь это? Что – это? Она была уверена, что речь шла не о деньгах – оставались миллиарды государственных тайн, в которые сенатор был посвящен.

– Я не могу просто провальсировать в Капитолий и взять это! – Сенатор запустил руки в волосы. Даже издалека Мэгги видела, что его щеки покрылись красными пятнами. Ощущение триумфа в ее груди, до этого неуклонно растущее, рассеялось от осознания, что она была действительно права. Сенатор скрывал от нее что-то – и это было гораздо важнее денег.

– Ты сенатор – тебя не станут подозревать, – сказал «дядя Сэм». – Хватит придумывать отговорки. Или ты добудешь это, или твоя милая малютка Кайла впадет в диабетическую кому и умрет. Может быть, я выброшу ее тело в болото. Ты никогда ее не найдешь. Твоя жена не сможет даже прийти на могилу. Было бы очень печально, не правда ли, сенатор?

– Прошу тебя, – голос сенатора дрогнул. – То, о чем ты меня просишь… Незаконно. Меня арестуют. Все будет разрушено. Я могу дать тебе столько денег, сколько ты захочешь…

Мозг Мэгги напряженно работал, рука сжимала микрофон все сильнее. Речь определенно не о деньгах. Тогда о чем? Что в Капитолии было настолько ценно для «дяди Сэма», что он решился на похищение ребенка? И что, черт возьми, было так важно для сенатора, что он стоял на своем, когда его родная дочь была у похитителя? Когда жизнь его ребенка была на кону, он беспокоился о законности? Мэгги ощутила вспышку гнева в груди, которая за считаные секунды разрослась в целый пожар. В чем чертова проблема этого парня? Все его приоритеты были неправильными.