Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так это Толька первым на Геле Паряскиной женился! А плясали мы между моим и Валькиным домами.
Я встала, поскольку имена незнакомых мне людей вызвали неукротимый приступ зевоты.
— Ты куда? — тут же спросили они вдвоем.
— Суп доварю. — ответила им. — Полы домою и полежу.
Тетя Надя лукаво посмотрела на вылизанный Денисом и Мариной проулок. И, вроде как небрежно, не обращаясь ни к кому, произнесла:
— Света, соседка Маринина, дочку свою, Алевтину, за Дениса замуж прочит. Маринка этому рада-радешенька!
— Совет им, да любовь!
Я улыбнулась и пошла в дом, игнорируя взмахи вышедшего на свое крыльцо Семена. А за моей спиной, словно шелест ветра, раздавалось такое восторженное, такое упоительно-интригующее шу-шу… Неужели бабушки прямо сейчас делают ставки на бой с неведомой мне Алевтиной за притягательное личико и совершенное мужское тело? Если так… я готова проиграть еще до начала поединка. И вообще… Прожив определенное количество лет замужней дамой и работая в коллективе, на семьдесят процентов состоявшем из мужчин, я поняла, что других детей, кроме Сережи, иметь абсолютно не хочу. Я не готова поступаться собственными желаниями и мечтами ради капризов существа, от которого проблем больше, чем пользы. Это я о тех, кому стукнуло больше восемнадцати, и для кого женитьба — отличная возможность обрести в одном лице бесплатную служанку, сексуальную игрушку, распахнутый навстречу собственным прожектам кошелек… Современные мужчины уверены: женщина создана этаким многоруким Шивой для удовлетворения их собственных нужд. Поэтому должна радостно тащить на себе груз ответственности не только за рожденных в браке детей, но также за того паразита, что едет на ее горбу и стонет при этом о превратностях судьбы.
Или я не умела правильно мужичков готовить? Но, в любом случае, куриный суп у меня получился просто офигительным. Лапша, брошенная в кипящий бульон, не разварилась. Морковные звездочки из прозрачной душистой глубины подмигивали оранжевыми глазками. А зелень, выданная мне тетей Надей, той, что жила рядом с Серафимой, плавала между ними мелкими юркими рыбками. Не дожидаясь загулявшего сына, я достала миску и налила в нее целых два половника. Хлеб Коломенского комбината, намазанный с одной стороны сливочным маслом и украшенный помидорными кружками, был мягким и таял во рту…
— Приятного, Катя, аппетита! — Сказала сама себе и, выбросив из головы негативные мысли, начала есть.
***
Рассказ шестой. Наши прогулки
***
А вечером мы с сыном, Маней, Казбеком и скромно державшимся в стороне Шариком отправились к Чертовой горе смотреть закат.
Именно здесь, в краю болотистых низин и пологих холмов, узких рек, сосновых лесов и заросших некошеной травой полей, чувствовалось, как природа постепенно вытесняет человека с когда-то занятой им территории. Непуганными стайками летали какие-то мелкие птахи. На опушку леса, едва взглянув в нашу сторону, совершенно спокойно вышел лось. Кто-то грузный, похоже кабан, топтался в ближайшем кустарнике… Если честно, мне было как-то не по себе, поскольку диких животных я видела только по телевизору или в зоопарке. Но там они были за оградой. А тут… Если спросить отгадывающего тесты умника, кто в нашем вечернем пейзаже был лишним, он бы точно ткнул в нас пальцем. И все потому, что Манька, наивная городская дуреха, безоговорочно уверенная в маминой суперспособности вытащить неугомонную собачью попу из любой беды, со звонким лаем бросилась в те самые кусты. Пока местные псы недоуменно смотрели ей вслед, мы с сыном раздвинули зеленые ветки и осторожно заглянули в лиственный сумрак. Там, захлебываясь собственной смелостью, прыгала моя собака, а на нее, как на умалишенную, молча взирала огромная свиная ряха. Занимающий центральную часть пятак был крупнее моей ладони, а торчащие в стороны уши укоризненно шевелились. Складывалось ощущение, что моська прыгает на слона, а тот даже не знает, что с ней делать: уйти, или, чтобы запомнила, дать хорошего пинка. Похоже, еще немного, и придется перед этой живностью извиняться за беспокойство. Если, конечно, хозяин леса будет в настроении мои извинения слушать.
— Иду домой! — громко крикнула я, отправляясь с Шариком дальше. И только Казбек, как невзрачный деревенский ухажер капризной городской красотки, терпеливо ждал, когда прелестница соизволит обратить на него свое возбужденное внимание.
Сын, бросивший лохматому псу толстый сук, отряхнул ладони и подошел ко мне.
— Слушай, еще лет десять, и эти места превратятся в тропические джунгли!
— В смысле? — оторвала я взгляд от видоискателя фотоаппарата.
— Здесь нет людей. Когда умрут последние старики, никто из их детей сюда не вернется.
— Возможно, сын. Русских остается все меньше. Но это не страшно. Принцип существования физического мира основан на выживании сильнейшего. Американские индейцы когда-то не справились с нашествием европейских бандитов, загнавших их в резервации. Аборигенов Австралии англичане вообще выдавили с зеленого побережья на близлежащие острова. После чего, потеснив воинственных кенгуру, развели в холмах тюрьмы и кроликов. Вот и по здешним полям на американском катерпиллере когда-нибудь поедет вьетнамский фермер, с высоты Чертовой горы обозревая ровные ряды теплиц.
Сын рассмеялся.
— Фантазируешь?
Я сделала очередной кадр и сквозь ресницы посмотрела на касающееся вершин соснового леса солнце.
— Если не поторопимся, закат догорит без нашего в нем участия!
Сын проникся. Свистнув собачьей стае, он побежал к лесу. Там, за его темными деревьями, дорога начинала свой подъем к вершине, подставляющей лысую макушку с волосками-елками небу.
И все-таки мы успели!
Расположившись на самой высокой точке холма, мы с замиранием сердца следили, как золотой круг солнца прячет свое сияние в низких фиолетовых тучах. Кудрявые облака, плывущие с востока на запад по меркнущему с каждым мгновением куполу, вспыхивают яркой охрой и киноварью… Или, перемешав цвета, начинают играть раскрашенной изумрудными оттенками бирюзой. Сын восхищался и щелкал затвором. Казбек с Шариком, пользуясь моментом, искали в шерсти блох. Маня счищала лапой со своего носа комара… И вот, объявляя приход ночи, над нашими головами тусклыми точками засветились едва заметные звезды. А на востоке, серебря верхушки сосен, поднялся над землей широкий серп луны.
Первым встал и отряхнул с колен сосновые иглы сын.
— Кажется, нам пора. — сказал он. — Ты уверена, что в лесной темноте мы не собьемся с дороги?
— Вроде она белая. — Покосилась я на песок, хранивший тепло летнего дня. — И никаких развилок на ней нет.
— Смотри! — Сын вдруг присел и, вытягивая руку в сторону леса, спрятался за меня. — Видишь? Ты видишь?!
— Не вижу. — Я опустила очки с макушки