Виталий взглянул на него с оттенком тайного злорадства, но ничего не ответил.

– Кошка, наверное… – проворчал громила и успокоился.

Воображение у него было слабо развито, так было проще выживать при его трудной и опасной профессии.

Они прошли через зал с расписным потолком, через бывший зимний сад и вступили в коридор, на стене которого были изображены животные из райского сада.

– Это должно быть где-то здесь… – проговорил Виталий, осматривая стену.

Нащупав потайную дверь, он открыл ее, шагнул внутрь. Громила протиснулся за ним и проворчал недовольно:

– Черт, темно тут, как у негра в пищеводе…

– Так посвети! – отозвался Виталий.

– Ты тут еще командовать будешь! – огрызнулся громила, однако включил подсветку телефона.

Виталий вгляделся в темноту. В этом потайном коридоре он уже бывал, но сейчас здесь было что-то не так. Коридор казался уже, потолок выше, а еще казалось, что из темноты кто-то за ними наблюдает. Тем не менее Виталий пошел вперед – у него просто не было другого выхода.

Вскоре потайной коридор повернул под прямым углом, и Виталий на мгновение замешкался. За этим поворотом должен стоять тот самый шкаф, в котором он спрятал заветную микросхему. Она должна была изменить его судьбу, сделать его богатым и свободным… И злополучная микросхема действительно изменила его судьбу – но как! Так, что и врагу не пожелаешь!

– Что ты застрял? – зашипел у него за спиной громила по прозвищу Бетон. – Я не собираюсь тут ночевать!

Виталий повернул за угол, но вместо шкафа с безделушками увидел дверь.

Что это?

– Я сказал – шевели ластами! – прошипел в спину Бетон.

Виталий взялся за ручку двери, и при этом его охватил странный озноб. Как будто за дверью его ждало что-то страшное, что-то, невыразимое словами…

Виталий оказался перед выбором: за спиной у него было зло, хорошо изученное за последние сутки. Зло с низким лбом неандертальца и пудовыми кулаками. Впереди тоже было зло, но зло незнакомое, таинственное, потустороннее…

– Пошел! – рявкнул Бетон.

И Виталий толкнул дверь.

Он оказался в маленькой пустой комнате, где не было ничего. Ни шкафа со старинными безделушками, ни росписей на стенах, вообще ничего. Хотя нет – на стене напротив входа висело большое темное зеркало в тяжелой резной раме.

В первый момент Виталий не заметил его, потому что зеркало отражало темную пустоту ночи, а потом в нем проступило лицо.

Это было его, Виталия, лицо, все в ссадинах, синяках и кровоподтеках…

От увиденного он пришел в ужас.

А потом изображение в зеркале начало неуловимо меняться.

Сначала побледнели, словно выцвели, следы побоев. Затем стало меняться само лицо, становясь худым, бледным, мрачным, зловещим. Глаза ввалились и загорелись темным огнем.

И этих глазах было само зло… А еще голод – вечный, неутолимый голод.

– Иди ко мне… – прошептало зеркало.

Человек со шрамом взглянул на часы: Бетон и Виталий отсутствовали уже полтора часа. За это время они могли обойти особняк вдоль и поперек не один раз и найти то, за чем приехали.

С ними определенно что-то случилось…

Сначала человек со шрамом порывался зайти в особняк и найти не столько своего преданного пса Бетона, сколько жалкого терпилу Виталия, потому что только он знал, где спрятана микросхема, но, обладая обостренным чувством опасности, ощутил, что от этого здания буквально веет угрозой – непонятной, загадочной и оттого еще более зловещей.

Однако человек со шрамом не привык отступать и сейчас не поддался своему страху. Решительно вошел в особняк, открыл кладовку, где на полу сидел связанный сторож, и, развязав его, грозно проговорил:

– Знаешь, куда они могли пойти? Покажешь – не трону, еще и денег дам, не покажешь – пеняй на себя!

– Я здесь все ходы-выходы знаю, – суетливо забормотал Лексеич, растирая затекшие руки. – Я этот дом как свои примерно пять пальцев изучил… я здесь сколько уж лет пребываю… все покажу, все что хочешь, ты только не обижай старого человека…

– Ну так показывай!

Лексеич вышел из кладовки, внимательно огляделся, чуть не принюхался, как охотничья собака, и уверенно пошел по коридору вглубь особняка.

– Вот здесь они точно шли… тут просто некуда больше идти… а вот здесь, смотри, свежие следы… здесь штукатурка с потолка осыпалась, и они по ней прошли. Один след, видишь, поменьше, а другой – большущий, сорок пятого примерно размера. Это детины твоего след, который бритый…

– Ну, ты прямо следопыт… – усмехнулся человек со шрамом. – Кожаный Чулок…

Когда-то давно, в другой жизни, он читал книгу про охотника и следопыта.

– Какой еще чулок? – испуганно переспросил Лексеич. – Не знаю такого…

– Не обращай внимания, веди дальше!

– Ну вот, здесь они тоже прошли… не иначе в курительную комнату направились… нет, в курительную направо, а они налево повернули…

Вдруг сторож заволновался и пошел медленно, то и дело останавливаясь.

– Что такое? – недовольно спросил его человек со шрамом. – Ты что, след потерял, Соколиный Глаз?

– Да нет, не то чтобы потерял, а только не нравится мне, куда они пошли… очень не нравится… я в ту сторону ночью нипочем не хожу и тебе не советую…

– Я твоего совета не спрашиваю! Показывай, куда они пошли, или пеняй на себя!

Лексеич свернул в полутемный коридор и вдруг встал как вкопанный, словно налетел на невидимую стену. Впереди была дверь, на первый взгляд ничем не отличающаяся от всех остальных.

– В чем дело? – нахмурился человек со шрамом.

– Все, туда я не пойду. Что хочешь делай. Можешь меня прямо здесь убить, но туда я ни за что не пойду!

Человек со шрамом внимательно взглянул на сторожа и увидел в его глазах что-то такое, против чего был бессилен. Скрипнув зубами, он проговорил:

– Не пойдешь? Ну и черт с тобой. Но ты уверен, что они туда вошли, в ту дверь?

Лексеич кивнул. Слов у него не было.

– Тогда ты мне больше не нужен. Дальше я сам…

– Вот спасибо-то! – сторож попятился. – Только мой тебе совет, добрый человек, – не ходи ты туда!

– Я в твоих советах не нуждаюсь!

– Но коли уж пойдешь, так ни на что впереди не смотри, глаза не поднимай, гляди в пол!

Человек со шрамом ожег Лексеича мрачным взглядом и взялся за ручку двери. Сторож что-то невнятно пробормотал и припустил прочь по коридору.

Человек со шрамом приоткрыл дверь… и вдруг оттуда потянуло таким первобытным ужасом, что у него перехватило дыхание.