Возле забора снова появилась женщина в джинсовом сарафане. Преданно взглянув на Викентия Романовича, она прощебетала:

– Спасибо вам! Уехал! Все в порядке!

– Уехал – это хорошо, – ответил тот невозмутимо. – Но все же, Марина Сергеевна, постарайся в следующий раз своими силами управляться. Я же не всегда на месте буду, и вообще, я уже давно нахожусь на заслуженном отдыхе.

– Конечно, Викентий Романович! Не волнуйтесь! – и дама упорхнула.

– Ладно, пойдемте, что я вас на улице держу… – Викентий Романович снял перчатки и вытер платком лоб.

Надежда невольно взглянула на его руки – большие, костистые, с длинными узловатыми пальцами, сплошь покрытыми татуировками. На нескольких пальцах были наколоты перстни, а на пальцах левой руки – четыре буквы, которые складывались в имя Вика.

«Выходит, он в прошлом уголовник…» – с опаской подумала Надежда Николаевна.

Хозяин перехватил ее взгляд, но ничего не сказал.

Они вошли в дом, вытерли ноги о домотканый половик и прошли в большую светлую комнату.

Евгений держался удивительно тихо и только испуганно поглядывал по сторонам.

Одну стену в комнате занимал высокий деревянный стеллаж, все полки которого были заставлены матрешками самых разных цветов и размеров. Отдельную полку занимали матрешки откровенно азиатской внешности. Заметив, что Надежда с интересом рассматривает их, Викентий Романович проговорил:

– Вы ведь наверняка знаете, что матрешки пришли в Россию из Японии…

– Что, правда?

– Конечно! В Японии было два типа деревянных кукол: кокэси – цилиндрическая кукла с вращающейся головой, и дарума – кукла-неваляшка. Кокэси известна еще и как деревянная плакса, потому что при повороте головы издавала звук, похожий на детский плач. Их обычно изображали с головой девочки и делали для детей. А дарума – более серьезный артефакт. Эта кукла имела прямое отношение к буддийской религии, потому что изображала буддийское божество – Бодхидхарму. По буддийской легенде, Бодхидхарма, которого олицетворяет японская дарума, так долго медитировал, что у него атрофировались руки и ноги. Вот и стали его делать в виде круглой куклы-неваляшки. Говорят, что мастер Звездочкин, создатель первой русской матрешки, увидел такую куклу у приехавшего из Японии путешественника и сделал по ее образцу свою матрешку. Расписал ее известный художник Сергей Малютин. Та самая первая матрешка до сих пор цела и хранится в музее в Сергиевом Посаде.

Надежда, пораженная эрудицией хозяина, только следила, чтобы рот у нее не открывался и глаза не таращились. Надо же, какой подкованный уголовник оказался! Она слушала внимательно и кивала в нужных местах.

Евгений безмолвствовал.

– Впрочем, не буду утомлять вас долгими разговорами. Вы ведь приехали по делу… Может быть, хотите чая или кофе? Или чего-нибудь другого?

– Не… не стоит… не утруждайте себя… – еле слышно пролепетал Евгений.

Хозяин взглянул на него насмешливо.

– Можно кофе! – неожиданно для себя согласилась Надежда.

– Вот это правильно! – Викентий Романович включил какую-то навороченную кофеварку и через пару минут поставил на стол три маленькие чашечки с дымящимся эспрессо. – Итак, что вас привело ко мне?

Евгений растерянно молчал, и тогда Надежда взяла инициативу на себя.

– Вы недавно купили в магазине у Ашота Арменовича две новые матрешки. Новые – не в смысле недавно сделанные, они на самом деле старинные…

– Ну да, есть такое дело! – кивнул хозяин.

– Так вот, нельзя ли нам взглянуть на них?

– Взглянуть?

– Дело в том, что мой друг… – Надежда кивнула на все еще молчавшего Евгения, – у его покойного отца была старинная матрешка. Он ею очень дорожил и поставил на самой маленькой из кукол свою подпись. Отец Евгения давно умер, а матрешка при этом пропала. И с тех пор Евгений ищет ее по всем коллекциям, по всем антикварным магазинам… Так вот, по описанию, которое нам дал Ашот Арменович, те матрешки, которые вы купили, очень похожи на куклу отца. Если одна из них окажется действительно той самая матрешкой, он хочет обменять ее на свою.

– Трогательная история, – усмехнулся Викентий Романович. – Только почему ее не рассказал сам Евгений?

– Ну, вы же видите, он расчувствовался… до того расчувствовался – прямо дар речи потерял. Он такой чувствительный, вы просто не представляете!

– Да, расчувствовался, – Евгений заговорил только после того, как Надежда незаметно ткнула его в бок. – Вспомнил папу…

– Отец – это святое! – снова хмыкнул хозяин. – Ну ладно, посмотрите на мои новые покупки…

Он взял с полки двух ярких матрешек и поставил на стол перед Евгением.

Тот начал торопливо разбирать матрешек, а Надежда пыталась отвлечь Викентия Романовича:

– Как вы один управляетесь в таком большом доме? Это же такой труд! Я квартиру убираю, так и то устаю…

– Ко мне раз в неделю приходит женщина.

– Уборщица?

– Ну да. А вы что подумали? – Викентий Романович усмехнулся. – Кстати, у вас очень красивые глаза.

– Это потому, наверное, что из-за очков их не видно, – смутилась Надежда.

– Ну да! А вы очки снимите, будет еще лучше.

Он внезапно снял с Надежды очки, так что она не успела даже отстраниться. Откровенно говоря, увидев вблизи его жесткие пальцы с синими татуировками, она просто испугалась. Хотела отпить кофе, но руки так дрожали, что Надежда Николаевна побоялась разбить чашку и поставила ее на место.

– Вот что… – заговорил Викентий Романович, оглянувшись на Евгения и понизив голос. – Ты, вижу, хорошая женщина, честная. Что бедность заела – так это не от лени твоей и не от бестолковости. Жизнь – она разная. И в любой момент может хорошей стороной повернуться. Я к чему веду-то? Я вот один живу, так переезжай ко мне.

Надежда закашлялась. Викентий Романович выждал немного и продолжил:

– Дом большой, добротный, машина есть, опять-таки на жизнь кое-что отложено, так что на старость хватит. Я пока здоров, а ты, если тебя откормить и приодеть, очень даже ничего будешь. А уж денег на шмотки да на побрякушки всякие я для своей женщины никогда не пожалею. Ну, что скажешь?

Надежда почувствовала, что оказалась в фильме абсурда. И что теперь делать? И на шутку все не сведешь – с таким человеком шутки шутить не стоит, себе дороже обойдется.

– Что сказать? – она вздохнула. – Спасибо, конечно, за предложение, но вот, – она показала руку с обручальным кольцом.

– Что ж твой муж не может на сносную жизнь заработать? – хмыкнул ее собеседник. – Что за мужик такой!

– Какой ни есть, а муж, – твердо ответила Надежда. – И менять его не собираюсь.

– Ну, так тому и быть, значит. – Викентий Романович отодвинулся и крикнул Евгению: – Эй, как у тебя дела?