Авдотья, как старшая по возрасту, смиренно сняла икону со стены. Перекрестилась, глядя на святой лик. Завернула икону в тряпицу. Сказала обречённо: «Куды же идти-то теперича?»

А у Павлины ещё забота. Педсовет на носу, надо речь сочинять. Разоблачить Катьку Григорьеву. Вот церковь в Гаврилов-Яме закрыли, а жена поповского приспешника, регента Константина Григорьева в школе преподает. Так-то мы боремся религиозным дурманом?! Муж Павлины, Василий Зуев не раз говорил жене: «Угомонись ты. Не бабье это дело – политика. Дети свои без присмотра». А та на него зырк, зырк. Красный платок на лоб. И солдатским шагом в школу. На педсовет.

А на педсовете эта балаболка, Сонька Поспелова, видите ли, заведующая учебной частью! Про учебные планы, про загруженность учителей. Про проверку школьных тетрадей, мол, сколько времени уходит. Ведь больше часу балаболила. Слова Павлине сказать не дала. Напоследок совсем уж её понесло. Стала говорить о культурном развитии детей. Мол, конечно, в нынешних наших условиях классическую русскую музыку великих русских композиторов Чайковского, Глинки, Бородина до детей донести сложно… Павлина, хоть и партийная, этих фамилий никогда не слышала. Ленина – слышала. Товарища Сталина – слышала. А Поспелова как на мозоль больную наступила. Говорит: революционные песни – мы обязаны доносить до детей. И это мы можем и обязаны. Вот, ведь не последний человек на нашей фабрике «Заря социализма» Константин Иванович Григорьев, человек, чрезвычайно загруженный на работе. Однако любезно согласился нам помочь. «Мы организуем наш школьный хор», – выкрикнула Сонька. Все захлопали как оглашённые. А Сонька залебезила, Павлину чуть не стошнило. Мол, он, Григорьев, согласился руководить школьным хором. Вот Катерина Петровна, как известно супруга Константина Ивановича, подтвердит мои слова. Катя встала смущённо закивала головой. Учителя опять захлопали в ладоши. А Колька Клюев вскочил, заблеял эдак поганенько: «Наш паровоз, вперёд лети. В Коммуне остановка. Другого нет у нас пути – в руках у нас винтовка». А Сонька тут же ему подпела: «Вот с этой замечательной, революционной песни мы и начнем. А уважаемую Павлину Игнатьевну Зуеву попросим съездить в Ярославль в отдел пропаганды. Достать ноты и слова новых пионерских песен. «И комсомольских, товарищ Зуева. На будущий год детей в комсомол принимать будем», – это она уже прямо Павлине приказывает. При людях. Начальница нашлось! Павлина от злости аж кулаком стукнула по своей коленке. Даже больно стало. Но пришлось встать и сказать, что это есть её партийное задание. А ведь две ночи не спала. Готовила доклад об антирелигиозной пропаганде и о близорукости администрации школы. Советовалась с Сергеем Семеновичем Перегудой. Тот одобрил тезисы доклада. И вот на тебе. Всё насмарку.

Выходя из школы, Соня обняла за плечи Катю Григорьеву. Шепнула на ухо: «Скажи своему Косте, пусть перековывается». И обе они захохотали как девчонки.

Каждую субботу Константин Иванович приходит в школу. И вот уже детская разноголосица превращается в стройный хор: «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов, клич пионера: «Всегда будь готов!»» Особенно детям нравится выкрикивать: «Всегда будь готов».

Катя сидит в пустом зале рядом со сценой. При детском возгласе: «Всегда будь готов». Константин Иванович оглядывается на жену. В глазах его тоска. Катя подходит к нему, нежно целует в щёку, шепчет: «Костя, надо перековаться». И слышит его грустный голос: «Всегда будь готов».

В глубине зала сидит Павлина Зуева. На коленях её тетрадка. Строго глядя в зал, она то и дело делает какие-то пометки в тетради.

– А теперь дети я хотел бы услышать, какие песни поёте вы дома? Ну, кто самый смелый?? – говорит Константин Иванович. – Смелей, смелей? – выкрикивает он.

Из толпы детей выступает подросток. Неуклюже комкает старую кепку, верно, доставшуюся ему от отца. Шумно набрав воздуха, он кричит: «Ах вы, сени мои, сени, сени новые мои, сени новые кленовые, – засмущался и тихо прошамкал, – решетчатые».

– Ну что ж, для начала неплохо, – бодро произносит учитель пения Григорьев, – в хоре тебя я не слышал. Уже хорошо. Кто ещё у нас смелый?

Белокурая девочка лет десяти-двенадцати в длинном цветастом платье раздвигает детскую стаю.

– А мне можно? – слышится её звонкий голос.

– Конечно, смелей, – смеётся учитель пения.

И вдруг раздаётся совсем не детский – глубокий, грудной голос. Голос льётся непрерывной струёй, слегка пульсируя: «Вдоль по улице метелица метёт. За метелицей мой миленький идет»…

И девочка мелко семенит, будто плывёт по сцене. Плавно разводит руками в такт мелодии. А когда её голос вдруг особенно широко и раздольно зазвучал со сцены: «Дай мне наглядеться радость на тебя», Константин Иванович представил перед собой широкие разливы Волги и прослезился.

Катя, как сумасшедшая захлопала в ладоши, подбежала к девочке и горячо её поцеловала.

– Нет, нет. Ради таких детей стоит стать ренегатом, как выразилась уважаемая Павлина, – говорит восторженно Константин Иванович.

А уважаемая Павлина уже подходит к учителю пения. Сухо говорит: «Вот тут я подготовила список песен, рекомендованных нашей партячейкой. Ознакомьтесь».

Сразу стало как-то тускло и серо. Катя берёт листок, исчирканный Павлиной.

– Не извольте беспокоиться, Павлина Игнатьевна, – произносит, улыбаясь, Константин Иванович. И как показалось Павлине, да не показалось – точно сказал с эдакой издёвкой.

«Ну, погоди, ренегат. Доберёмся до тебя», – шепчет зло Павлина.

Через неделю в воскресение собрались у Григорьевых. Коля Клюев всю субботу провёл на Волге с Гаврилов-Ямскими мужиками, на рыбалке. Принёс свой улов. И подумать только – стерляди. Уж сколько лет этой стерляди не видывали. Катя даже обомлела. Достала свои прошлогодние запасы маринованных и солёных грибков. И стоит уже у плиты, и стерлядь стрекочет на сковороде. Вот Ваня Поспелов со своей Сонечкой явился. На стол поставил бутылку вина, эдакого, насыщенного красным цветом. Со значением произнёс: «Прошу любить и жаловать: Бургундское – «Божоле Нуво». Ваню почти год не видели в селе. Проходил свои «университеты» партийных работников в Ярославле. Соня радостно шепнула Кате на ухо: «Может его переведут в Ярославль». И Кате стало грустно: «Вот появилась лучшая подруга, и прощай». Соня увидела вдруг погрустневшую Катю, обняла её: «Ну, не печалься. Если это и случится, то нескоро». А Колька Клюев рядом с «Божоле Нуво» выставляет бутылку мутного самогона и кричит: «Что нам Гекуба! Коль есть российский самогон!» Тут же разливает по рюмкам, и как-то нескладно, но озорно напевает: «Да что нам водочка с лимончиком, да из хрустального графинчика, коль есть российский самогон». Мужчины хохочут. Соня с Катей выглядывают из кухни, и оттуда вкусно пахнет жареной стерлядью. Кричат весело: «Погодите, пьяницы! Закуска ещё не поспела». А вилки молодых мужчин стучат по тарелке с маринованными грибами. Костя поставил пустую рюмку, настраивает гитару. Колька наливает ему ещё самогона. «Злой, стервец, он у тебя, Коля», – смеётся Костя. «Злой, да свой. Для злой Натальи – кругом канальи», – хохочет Клюев. «Ау, где наша злая Наталья, Павлина Зуева, – паясничает он. Ваня Поспелов смущённо улыбается. Соня вовремя поспевает из кухни: «В семье не без урода».