– От пся крев! – снова пробурчал себе под нос Гецко и, пожалуй, сплюнул бы в сердцах, не будь тут больничная палата.

В дверь постучали.

– Заходьте! – не шибко дружелюбно отозвался Степан, слегка про себя удивляясь: медперсонал обычно заходит без стука. Стало быть, это…

– Дидька лисого! – вырвалось у Гецко при виде вошедшего. Этого не могло быть, ну просто никак не… Колени Степана подкосились, и он почти рухнул на кровать. – Ти ж помер!

– И я рад тебя видеть, Степан, – изобразив на невозмутимом лице легкую улыбку, произнес Михаил Стрельцов. – У меня к тебе серьезный разговор.

* * *

– Я с зомбями не размовляю! – напряженно процедил Гецко, остро жалея, что у него в данный момент нет оружия. – Не о чем мне с ними балакать.

– Зомби, – невозмутимо отреагировал Стрельцов, – это «куклы» Измененных-псиоников. А те, кого ты имеешь в виду – живые мертвецы, – это сказки. Даже в нашей безумной реальности.

– А ты тоди хто? Я точно знаю, що ти помер!

– Ну, если точно знаешь… – «Мертвец» пожал плечами. – От кого такая информация? Мы же с тобой на даче у Калашникова расстались, когда ты Ларису увез…

– Курва твоя Лариса! – Гецко снова едва удержался, чтобы не сплюнуть на пол. – Вона мене вбити намагалась! Пьющая жизнь, – с отвращением закончил он.

Может, ему показалось, но что-то дрогнуло на лице Стрельцова. На одно почти неуловимое мгновение – и вот на нем уже снова маска олимпийского спокойствия.

– Это не она, – медленно проговорил Михаил. – Это Паук.

– Який Паук? – встрепенулся Степан. – Тот самый?

Стрельцов кивнул.

– Сид-Паук, тогдашний глава НМП. Измененный четвертой ступени. Круче Посвященного. Он всякое умел. Биологическое минирование в том числе.

– Это як же?

– Как с Ларисой было. В нужный момент – либо когда время определенное наступит, либо когда некоторые события произойдут – раз! – и она уже не она, а пьющая жизнь, готовая грохнуть того, кто в этот момент с ней рядом. Только ловушка эта, как потом выяснилось, на меня была насторожена, а не повезло тебе… Бывает. Но Сид давно мертв, а мы с тобой живы.

– Я-то да, а вот с тобой вопрос. – Гецко от волнения даже с суржика сбился. – Тему-то не меняй. Тебя вбили в Питере. Мени начальство сказало.

– Много оно знает, твое начальство, – проворчал Стрельцов. – Слухи о моей смерти были сильно преувеличены. Вернее, мы сами их распускали. Так в то время было нужно.

– Хто это «мы»?

– АПБР. Человек с моими способностями для них очень пользителен. Вот и взяли меня под свое крыло.

– Ти ж ненавидев их. Я памятую. Охотился на них, а вони – на тебе.

– Так то были заговорщики. Теперь они все мертвы. Чистка произведена, с оставшимися вполне можно работать.

– Это ты их?.. Тех заговорщиков?

– Кого-то я, кого-то Сид. Он с ними тоже воевал. Но чтоб ты знал, полковника Сердитых, по чьему приказу всю вашу тогдашнюю группу ликвидировали, – я.

Гецко вздрогнул. Для него это была новость. Слышал он, конечно, что Сердитых погиб, порадовался. Жалел только о том, что не сам этого каина, этого иуду в полковничьих погонах казнил. Да о том еще жалел, что не знает, кого и поблагодарить-то за доброе дело… И если правда…

– А не брешешь? – прищурился Гецко.

– Собака брешет, – все так же невозмутимо парировал Стрельцов. – Извини, селфи на фоне его трупа я не делал, так что с доказательствами у меня напряженно. Хочешь – верь, хочешь – нет.

Степан поднялся.

– Руку дай.

– Хочешь проверить, какая у ходячего мертвеца температура тела? – хмыкнул Михаил.

– Пожать хочу, – мрачно уронил Гецко. – Давно хотив. С тих пир як дознався, що вин помер, гад этот.

– О как! Неожиданно, – даже удивился Стрельцов. Встал и пожал Степану руку.

– Дидька лисого! – пробормотал Гецко. – До сих пир не можу повирити… Живой… Добре зберигся, кстати. Девять рокив минуло, а то же обличье… Почти. Ти що, в холодильнику жив?

– Сувайвор. Особенности организма.

– Сувайвор? Це що ще за звир?

– С первой Зоны это у меня. С Краснотайгинской. Иммунитет к способностям Измененных, ну и еще кое-какие ништяки по мелочи. О некоторых ты и так знаешь. Ну а до кучи – старею медленно. Так что не удивляйся. Если хочешь, могу зубы показать – вампирских клыков у меня нет.

– Да ладно, верю. Так що вам вид мене треба?

– Помощи. Надо найти одного человека.

– Какого?

– Артем Калитвинцев. В сталкерской среде известен под прозвищем Художник. Сувайвор тоже. Сейчас ему сорок три года. Живет… черт его знает, где он живет. Жил в Иркутске когда-то, но пропал с горизонта восемь лет назад, после… гм… инцидента с Белоярской АЭС.

– А я вам навищо? Що, сами знайти не можете?

– Не можем. Талантливо скрывается мужик. Да и сувайвор, опять же.

Гецко хмыкнул:

– Вы не знаходите, а я, значить, зможу?

Стрельцов помялся. Потом нехотя произнес:

– Понадобится одна инъекция. Мы взяли у тебя кровь, пока ты был без сознания, и сделали некоторые тесты – ты можешь выдержать ее, потому что пережил воздействие Измененных, и не раз. Мне эта инъекция бесполезна, а другие наши люди… Другим она своротит крышу на хрен.

Гецко напрягся.

– Що це за «вона»?

– Кровь Измененного со способностями пророка.

– От пся крев! – Степан бы попятился, да некуда: за спиной только кровать и стенка. – А я-то вже було повирив, що ты хороший хлопец! Ты що ж, мене Новым хочешь зробити?!

Михаил покачал головой.

– Не совсем. Мы тебе через некоторое время антинову вколем, чтобы ты собой остался.

– Ага, и на голку потом посадите? Знаю я, як ви «лояльных» робите – потим раз на мисяц вакцину вашу колоти треба буде! А це бачили? – И Степан, состроив из своих толстых, заскорузлых пальцев внушительную дулю, продемонстрировал ее посетителю. – Хрен вам по всий морди!

Он ожидал от Стрельцова чего угодно – гнева, угроз, шантажа, но только не такого спокойного, усталого и сочувствующего взгляда. Дескать, все понимаю, мужик, но я должен был тебя спросить – служба. А в следующий момент на Гецко накатил страх: он вспомнил, на что способен Стрельцов, его сверхскорость. Сейчас метнется молнией, вырубит его – и получай, Степан, чужую кровь в вену вот так, в бессознанке, раз не хотел по-хорошему. Она ведь у Стрельцова, поди, с собой.

Видимо, эти мысли достаточно явно отобразились на его лице, потому что гость поднял руки в миролюбивом жесте:

– Так, спокойно! Никакого насилия я применять не собираюсь. Нам важно твое добровольное сотрудничество.