Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин признал право Соединенных Штатов сократить поставки по ленд-лизу. Единственное, на чем настаивала советская сторона, так это на необходимости своевременного предупреждения об этом со стороны американцев и постепенности их отмены. В итоге, сказал Сталин, соглашение между двумя правительствами было отменено неожиданно, сделано это было в резкой манере, и, естественно, этот акт нарушил советские планы. Однако Сталин заметил, что он верит Хопкинсу и удовлетворен его объяснениями.
В результате Хопкинс высказался о польском вопросе, и Сталин наконец ему ответил. Обмен мнениями прошел в дружественной атмосфере, и перед тем, как визитеры ушли, Сталин заявил им, что он готов к встрече с американским президентом в любое время, и обещал назначить советским представителем в контрольном совете по Германии маршала Жукова, чтобы этот орган мог начать работу как можно быстрее. Очередная встреча была назначена на следующий день.
Глава 16
Переговоры Хопкинса и Сталина о Польше и союзниках
Хопкинс, заявив о том, что среди всех вызвавших наибольшее раздражение вопросов, возникших в процессе переговоров между двумя странами, самым острым стал вопрос о Польше, во время своей второй беседы со Сталиным высказал американскую точку зрения. Хопкинс заявил, что правительство и народ США понимают причины того, почему Советский Союз так стремится иметь дружественное правительство в Польше. Американская сторона не намерена мешать реализации этого плана. Однако ее искреннее желание заключается в том, чтобы позволить полякам выбрать собственное правительство и свой общественный строй, чтобы страна обрела подлинную независимость. С точки зрения США, советское руководство, опираясь на правительство в Варшаве, видимо, не собиралось предоставлять им такие права. Появится ли возможность с помощью плана Маршалла решить польскую проблему и рассеять подобные сомнения?
Сталин, оправдывая советскую политику, начал свои рассуждения с исторического экскурса. Нет необходимости говорить, что в нем не было никакой отсылки к пакту Молотова — Риббентропа, который в 1939 г. открыл путь к разделу Польши между Советским Союзом и Германией. Дважды за четверть века, сказал Сталин, русским пришлось пережить ужасные вторжения, проходившие через территорию Польши, которые были подобны набегам гуннов. Немцы всегда использовали эту страну в качестве открытого пути проникновения на Восток, потому что «так сложилось исторически, что целью европейской политики было иметь в Польше правительства, враждебные России». Польша была или слишком слаба, чтобы сопротивляться Германии, или просто позволяла ее войскам пройти. Этот опыт, заключил он, заставил сделать вывод, что необходимо воссоздать могучую и одновременно дружественную Советскому Союзу Польшу. Однако «со стороны Советского Союза нет намерения вмешиваться во внутренние дела Польши; страна будет иметь парламентскую систему, как в Чехословакии, Бельгии или Нидерландах, и любое утверждение о намерении советизировать Польшу было глупостью. Польские политические лидеры, среди которых были и коммунисты, настроены против советской системы, потому что польский народ не желал идти в колхозы и был против других аспектов советской системы. В этом польские лидеры были правы, потому что советская система не могла прийти извне; она должна была сложиться в самой стране, однако благоприятные условия для нее в Польше еще не созрели».
Сталин признавал за Соединенными Штатами и Великобританией право проявлять беспокойство о судьбе Польши. Но советское правительство было вынуждено действовать без их согласия, поскольку они отказались признать правительство в Варшаве, а Красная армия крайне нуждалась в его поддержке. Если бы советское правительство создало свою собственную администрацию в Польше, это выглядело бы как оккупация, и местное население ее бы не приняло. Сталин допустил одно замечание, разоблачившее его тайные помыслы, сказав, что ничто не заставит советское руководство прибегнуть к репрессивным мерам в Польше, к каковым прибегло британское правительство в Греции.
Эти объяснения должны были удовлетворить Хопкинса. Они апеллировали к его вере в народную демократию, заставляли положительно думать о намерениях Советского Союза, а британскую международную политику подозревать в пристрастности. Но предложение, сделанное Сталиным в такой манере, будто он предлагает нечто новое, поколебало его надежды. Это было то самое предложение, которое он с завидным постоянством выдвигал на протяжении всех предыдущих недель изматывающих переговоров.
Почему бы, спрашивал он, не принять то же соглашение, что было подготовлено для Югославии? Если бы оно состоялось, то из 18–20 постов в польском правительстве 4 или 5 постов было бы предложено представителям демократических фракций, не представленных в действующей администрации. Тогда можно было бы обсудить конкретных кандидатов на эти посты. Вероятно, было бы правильным вызвать политических лидеров из Варшавы в Москву, пока там находился Хопкинс. И снова, как и в Ялте, он понимал, что соглашение было временным. Хопкинс ответил, что ему необходимо время, чтобы обдумать предложения Сталина.
Хопкинс связался с Трумэном, и полученный им из Вашингтона лаконичный ответ побудил его продолжить отстаивать свою точку зрения. Четвертая встреча состоялась 30 мая. Хопкинс предпринял еще одну попытку убедить своего собеседника. Если в отношении Польши будет достигнуто всеобщее соглашение, оно будет выгодно и России. Но если Россия навяжет свое решение, проблема так и не будет разрешена, и вопрос останется открытым. Сталин признал, что общее решение всех трех договаривающихся сторон будет более весомым. Хопкинс, комментируя предложение Сталина, указал на необходимость соблюдения основополагающих принципов выстраиваемой в Польше системы парламентской власти (сочетавшей в себе положения американской конституции и Билля о правах). Он сделал вывод, что, если обе страны признают эти принципы, которые помогут в будущем провести свободные выборы, тогда можно будет найти пути и средства для реализации поставленных задач.
Ответ Сталина заставил Хопкинса подумать, или он хотел так думать, что Сталин согласен с его мнением. Однако для советской стороны сохранялись возможности действовать по своему усмотрению. Как писал Хопкинс, маршал Сталин ответил ему, что принципы демократии не вызывают никаких возражений со стороны советского правительства. Он был уверен, что польское правительство, придерживавшееся в своей декларации подобных принципов, не только не имеет ничего против них, но и поддерживает их. Однако он заметил, что «те свободы, о которых упоминает Хопкинс, могут быть реализованы в полной мере только в мирное время, да и то с известными ограничениями». Несомненно, фашистским партиям, чьей целью было подорвать власть демократического правительства, не могла быть предоставлена свобода действий. Чтобы проиллюстрировать необходимость принятия в отдельных случаях ограничительных мер,